У тебя был мальчик, вы встречались чуть ли не с год целый, затем выехали за город, гостинница, остались наедине, ужас какой, правда?, он предполагал, этот циник, развратник, маниак сексуальный, что у вас может быть «это», ты, мать святая Тереза выражаешься до сих пор так: «это», тут на тебя напала истерика (падучая?), она всегда на тебя нападает при одной только мысли, да?, ты не исцарапала его рожу похотливую, не врезала по яйцам извращенцу коленом, не набрала 911?, и когда ты в последний раз?, подумать страшно, да и никогда не нравилось – тут лицо твое искажает гримаса отвращения и брезгливости. Школьницей у тебя был роман с одной… мы немы как рыбы… родители… скандал… замужество… с нелюбимым, нежеланым… измена… развод… да, были, но не хочу… даже для здоровья… как подумаю об этом…
Молча меряю взад вперед пару метров свободного пространства конуры своей убогой и вспоминаю Ницше. «Если я иногда и думаю о половом акте, то не иначе как с чувством глубокого отвращения, а в более приподнятом расположении духа – с чувством глубочайшего омерзения».
Беру твою руку в свою… Ты забираешь свою руку… Прощаясь, я так же зло отгавкал, что да, мол, сенситив, в отличии от тебя, колоды бесчувственной.
Ты гавкнула голосищем своим противнючим: «Больше не звони!», схватила сумку, я же перепрыгнул на другую сторону по ходу стирая твой ненавистный номер дико сожалея, что не сообразил запустить мобильник в твою тупую кудрявую балду. Через час телефонная трель вывела из ступора одиноко сидящего беспрерывно курящего тонкие дамские сигареты с ментолом немолодого, враз осувшегося и постаревшего человека. Игореша… Игореша.. так меня называли считаные женщины… Тогда ты произнесла это сладкое слово в первый и последний раз. Тогда же и укорила. Ну нельзя же быть таким чувствительным…
Я печатаю на кухне, так мне комфортнее не только от того, что жратва да кофе под рукой, никуда идти не надо, ни на что не отвлекаться, часы, опять же на стене знай себе, тихо тикают. Слышу их бамканье в ночи с субботы на воскресенье. Закрываю глаза, откидываюсь. Сходить, что ли, куда… Нервы успокоить. Нервы, сказать надобно – ну просто ни к черту!
«А что ты делал в Москве?». Надо же, а я то думал, ты прочла. Открываю комод белой березы и протягиваю отчет о проделаной работе. И ты углубилась в чтение. А я отошел себе к окну да поглядываю. О, что мы видим! О, что мы лицезреем! Да ты не такая то – простая штучка, асексуальная, холодная, вытесаная из дубья, гранита, мрамора, куска порды горной скалистой железная женщина с каменюкой за пазухой заместо сердца. Ты даже в лице переменилась и попросила среди дня, чего отродясь не бывало, сигаретку. Может воды? Не имею привычки (а жаль) заглядывать через плечо, но мне показалось тебя заинтриговало одно место. Я, и девушка что на фото. Место, где описываеся пляска теней. Как ты думаешь, оно удалось? Мне понравилось, высший пилотаж, безукоризненное исполнение, секс, возведенный в ранг искусства, триумф, торжище Эроса. Заснять бы, практикуется и такая услуга. Нет такой услуги, которая бы не практиковалась… интересно, с какими чувствами я бы лицезрел эту запись? Ты? Да ладно, как нибудь в следующий раз, какие наши годы…
