Открылись ржавые засовы,
И перед сонной Аминат
Предстал милиционер суровый
И бросил вслед ей хмурый взгляд.
– К тебе пришли…
И с криком: – Милый… –
Горянка бросилась за ним,
Но женщина ждала в дежурке
Вдвоем с полковником седым.
– Марина… – руку протянула, –
А ты, конечно, Аминат.
Что ж, собирайся, ты свободна,
Нас за тобой послал Мурад.
…И вот они уже в квартире,
От слабости едва жива,
Рыдая, бросилась к Мураду,
Забыв все русские слова.
И только по-даргински: – Милый…
Ты жив, любимый мой, родной…
А я-то думала, что больше
Мы не увидимся с тобой!..
И в три ручья бежали слезы
По бледному лицу ее…
И совестно Мураду стало
За прежнее свое вранье.
Он приласкал ее, но тут же
Изобразил суровый вид,
Чтобы понравиться Марине
И скрыть свой запоздалый стыд.
– Кого учил я, дорогая –
Переступать нельзя порог…
Ты это правило простое
Должна усвоить на зубок.
Не суй свой нос куда не надо
И за тебя мне думать дай,
Тогда хлопот не будет больше,
Теперь же их, хоть отбавляй.
Скажу тебе не без укора –
Не надо здесь ни слез, ни слов…
Мне хватит и того позора,
Что ночевала у ментов.
Откуда знать мне, что чиста ты?.. –
Воскликнул с пафосом Мурад.
– Но я ни в чем не виновата, –
Запричитала Аминат.
Лицо ладонями прикрыла,
В груди обиды ком застрял,
Она лишь правду говорила,
Но ей никто не доверял.
Мурад, страшны твои упреки…
Мне сердце болью обожгло –
Зачем ко мне все так жестоки?
Кому я причинила зло?..
