Деде Коркут | страница 46
Гараджа Чабан вместе с деревом остановился подле раненого Газана. Лежащий на солнцепеке Газан теперь очутился в тени ветвей. Гараджа Чабан вместе с деревом стоял, охраняя Газана. Легкий ветерок шевелил листья. Люди Кыпчак Мелика, привязав к наконечникам стрел горящую паклю, стали осыпать дерево стрелами. Загорелись ветви, пламя понемногу продвигалось по стволу к Гараджа Чабану.
Дерево, пастуха и хана с четырех сторон окружили всадники с копьями, с обнаженными мечами; кольцо их сужалось, сжималось. Гараджа Чабан раскачивал дерево и ударами ветвей сбрасывал врагов наземь по пяти, по десяти разом. Но он и сам уже занялся огнем.
И тут послышались конское ржание, крики воинов. Огузские джигиты доскакали.
Справа в толпу врезался Карабудаг, слева – Дондар. Зазвенели мечи, засвистели стрелы, засверкали копыта, засновали палицы-шестоперы.
Огузские джигиты глядели грозно, рубили сплеча. Враг был разгромлен. Как будто на узкой тропе выпал град. В ущелье и на холмах на трупы слетались ястребы.
Развязанный Гараджа Чабан направил своего коня прямо на Кыпчак Мелика. Он отломил ветвь от своего дерева, и когда Кыпчак Мелик въезжал через ворота внутрь лагеря, так хватил его ветвью по голове, что голова Кыпчак Мелика шлепнулась на землю, как мяч.
Бегущих огузские джигиты не преследовали. Просивших пощады не убивали. Они вошли в лагерь, изрубили мечом знамя и жезл врага, освободили из плена Турала и Бурлу-хатун вместе с ее сорока стройными девами. И направились к себе домой.
Хоть и с обвязанной головой, Газан сидел на коне очень прямо. Рядом с ним – сын его Турал. Газан молвил:
– Сынок, Турал! Ты увидел, что в этом мире невозможно не рубить головы, не проливать кровь. Теперь ты понял, как я был прав?
Турал ответил:
– Нет, дорогой отец, теперь я понял, что в этом мире нет ничего хуже рубки голов и пролития крови!
Газан нахмурился, ничего не сказал, повернулся налево, к брату Карабудагу.
– Карабудаг, – молвил он, – что-то не видать моего дяди Аруза.
Карабудаг ответил:
– Мы известили его, но он сказал, что упал на охоте, сломал ногу и не может прийти…
Добрались до подножия Высокой горы. Газан сказал Гараджа Чабану:
– Пастух, поднимись на вершину, погаси один костер, а другой пусть горит – костер веселья. Пусть джигиты соберутся на празднество, пусть придет Деде Коркут, споет нам, поведает о подвигах огузов.
Пастух повернул коня на вершину.
Один костер на вершине Высокой горы погас, второй остался. И на другой горе один из двух костров погас, второй остался, и на третьей, и на четвертой.
