Безнадёжные | страница 2



Ладно. Ей не придется возвращаться, если она покончит с собой.

Констер опустился на колено.

— Разведись с ним. — Предложил он. — Выходи за меня замуж. Я стану майором. Мы вернемся в Адопест и заберем Дженевай у этого урода.

О, святой дурак! Словами он делал только больнее.

— Ты несерьезно.

— Серьезно.

Если бы всё было так легко. Как говорила её мать — жизнь не бывает такой простой.

— Он хочет развестить даже сильнее, чем я. — Начала объяснять Верундиш.

— Отлично! Подавай на развод и выходи за меня замуж.

— Ты знаешь, кто мой отец?

Констер выглядел удивленным.

— Ты говорила, он священник.

— Да. Он тот священник, который поженил нас. Ему придется подписать бумаги, дающие развод.

Лицо Констера окаменело, он осел на пол.

— Он не верит в развод. Так?

— Он считает, что это преступление против Кресимира. Он считает, что лучше брак с мужем, который обманывает, ворует, врет и угрожает избить дочь, нежели развод.

— Мне жаль говорить так, дорогая, но твой отец — дурак.

— Знаю. Я сказала это ему в лицо. А сейчас ты уже опаздываешь к генералу. Тебе лучше пойти к нему.

Она наклонилась вперед, коснулась его коленей и провела большим пальцем по щеке.

— Возвращайся с повышением, тогда мы отпразднуем.

Констер вышел из палатки шагом человека, который привык важной походке. Верундиш улыбалась, пока он не ушел, а затем улыбка сползла с её лица.

Она взяла письмо и перечитала последний абзац:

Твой отец всё равно не позволит нам развестись. Я собираюсь пожениться на своей любовнице к концу года. Либо добейся развода, либо убей себя. Если ты не сделаешь этого, то через три месяца я продам нашу дочь старландскому работорговцу.

Она не имела понятия, сколько уже прошло времени, Верундиш ещё смотрела на письмо, когда услышала голос Констера, зовущего её по имени с другой стороны палатки. Она вздрогнула от звука артиллерии армии Адро по Дардже, крепости гурландцев. Ещё она слышала, как солдаты звали её к ужину.

Ей следовало раздеться к возвращению Констера. Она попыталась улыбнуться, это было меньшим, что она могла теперь сделать.

Стоп. Что-то было не так. Констер никогда не называл её полным именем. Он был единственным во всей армии, кто звал её «Вери». Он единственный человек во всей армии, кому она позволяла подобное. И она не помнила, чтобы прежде он спрашивал, можно ли войти в палатку.

— Заходи. — Разрешила она.

На лице Констера не было привычной улыбки, его взгляд притупился, а вид был затравленный. Верундиш видела такой взгляд у людей, которые потеряли конечность во время артобстрела, или у тех, кто стал свидетелем того, как совсем рядом застрелили друга.