Было очень раннее, очень ясное и какое-то слишком чистое и тихое утро. Когда кажется, что мечты сбудутся, что ты юна и прекрасна, что… Да еще когда не надо никому ничего готовить, никто не кричит тебе, что пора уже выкатываться из дома… И так далее и тому подобное.
В такое утро на своей новой чистой, красивой кухне сидела Улита и пила утренний кофе. На ней был легкий полупрозрачный пеньюар, волосы распущены по плечам, косметики минимум, только слегка подчеркнуты ее светлые, почти как это раннее небо, глаза, и максимум славного настроения. Хотя чего уж так радоваться? Приглашений сниматься нет. В театре осталась одна роль. В дверь позвонили. Она удивилась, потому что ее паж, как она назвала для себя Максимилиана, хотел заставить ее сесть на мотоцикл и, кажется, сегодня… Но он обычно сначала звонит по телефону. Пройдя мимо трюмо, она мельком глянула на себя: достойная дама «в возрасте элегантности», — и отворила дверь. Взгляд ее сразу упал вниз.
Перед нею стояла очень маленькая женщина необъятных размеров, на тонких ножках и с очаровательным, почти детски хорошеньким личиком, с отменным макияжем, с многочисленными перстнями на ухоженных ручках со свежайшим маникюром.
— Можно войти? — улыбнулась чуть иронически, но очень мило дама показав кипенно белые (явно вставные) зубки.
— Конечно, конечно, — заторопилась Улита, отодвинувшись от двери и пропуская даму в квартиру. Кто такая?..
Войдя в квартиру, дама очень внимательно оглядела ее и направилась в кухню. Там она плотно села на стул.
Улита вдруг начала что-то — слабо еще! — соображать. И спросила:
— Простите, с кем имею честь? Может быть, вы ошиблись квартирой?
— Я ошиблась?! — вдруг сразу закусила удила дама. — Хотите знать, как меня зовут? Пожалуйста! Нина Григорьевна Онисимова, вдова Родерика Владимировича!
Тут, как и ждала Улита, вдова зарыдала, достала из сумки нежнейший платочек и стала утирать не сильно брызнувшие слезы, макияж не пострадал, а порывшись в сумочке, она достала паспорт, раскрыв его довольно лихо своей маленькой пухлой ручкой, и толстеньким пальчиком указала на место, которое, видимо, должно было сильно заинтересовать, может, и просто убить Улиту. Запись о браке. Дама, видимо, думала, что Улита бросится сейчас, развевая полы, туда, где спрятана у нее дарственная на квартиру. Но Улита как сидела, так и осталась сидеть. Только день из светлого и праздничного превратился в бесцветный. В котором никаких надежд и уж точно — никаких мечтаний! Не потому, что у нее отбирали квартиру! День испоганен, вот что. Она сто тысяч раз говорила себе, что не поедет сюда, что все это чепуха и ерунда и никаких прав она на квартиру не имеет… И столько же тысяч раз ей все, вплоть до юристов, твердили, что она — дура и что квартира принадлежит ей. Улита только-только хотела сообщить Нине Григорьевне, что не претендует на эту жилплощадь, как та, не дождавшись ответа, заорала:
