Я раскрыла карту Кореи и разложила ее поверх сумки. Водя пальцем по линиям границ, я нашла город Пучхон, но это не вызвало во мне никакого воодушевления — просто название, не имеющее особого значения. Тут вдруг мой взгляд остановился на точке под названием Сокчхо. На карте расстояние от Пучхона до Сокчхо составляло примерно семнадцать сантиметров. Однако на деле оно было неизмеримо. Я вытащила из фотоальбома спрятанное там письмо. Это было последнее письмо, которое пришло от него.
Каждое утро, выходя из дома, я чувствую себя человеком, который уезжает, оставляя все позади, и возвращаюсь обратно без всякой надежды. Можно ли такой дом назвать домом? Я в этом доме не ем и даже в туалет не хожу. В темной комнате я засыпаю прямо в одежде, а когда становится светло, открываю дверь и выхожу на улицу. Когда я, закрыв дверь, шагаю в переулок, мою душу охватывает страх и ужас, — точно я убийца или человек, за которым идет погоня.
А когда я вхожу в дом, какая-то влажная субстанция, словно туман, обволакивает мое тело, мне начинает казаться, что в здесь живет что-то еще, помимо меня. Настоящий житель этого дома не я, а сама комната. В ней растет мох, из семян пробиваются корни, а между корнями снуют муравьи.
Единственное, что дает мне силы терпеть, — это гробница. Та самая гробница, куда мы ходили.
Я должен остаться здесь еще ненадолго. Потому что если уеду сейчас, то больше уже не смогу вернуться, поэтому я ничего не хочу обещать. Если бы я смог показать тебе море в Сокчхо, было бы здорово.
Он написал, что «единственное, что дает ему силы терпеть, — это гробница». Я тоже испытывала подобное чувство. Воспоминания о гробнице заставляли меня мечтать. Когда я массировала своими холодными руками мужские тела, стоило мне подумать о ней, как откуда-то брались силы, можно было продержаться и еще немного.
Я вспомнила каменную комнату, где на стенах прыгали красные отблески света керосиновой лампы и смутно проступали древние картины. Здесь же, на стене, среди изображений слуг и музыкантов, я мысленно нарисовала себе спальню, поставила столик для еды. Я представляла то счастливое время, когда в той каменной комнате лилась музыка, звенел смех.
Для меня гробница стала чем-то вроде башни, передающей радиосигналы. Она соединяла нас, даже если мы находились далеко друг от друга, даже если между нами долгое время не было связи. Неустанно посылая сигналы, она позволяла нам удостовериться в существовании друг друга. Когда я представляла себе гробницу, в уголках моих губ сама собой появлялась улыбка. Я вспомнила то далекое время, когда без цели бродила в тех местах.
