– А что вы сделали со своим подозрением?
– Сделала? А что я могла сделать? – рассерженно ответила Ольга. – Последний раз, когда я поехала к ней домой, отец пришел в ярость. Он сказал, что Сиссель уехала, что она нездорова. Я поняла это так, что ее положили куда-то. Поэтому я не стала сообщать в организацию по охране детства, раз она очевидно уже получила помощь.
Это совпадало с тем, что Кайса уже знала: люди думали, что Сиссель клали в психиатрическую больницу.
– А про возможного ребенка… – Кайса повесила вопрос в воздухе.
– Я никогда ничего не слышала, – закончила Ольга. – Я, наверное, ошиблась.
Нет, ты не ошиблась, подумала Кайса, но ничего не сказала.
– Вы говорили с ней после того, как она закончила школу?
– Я пыталась, но это было уже невозможно, она перестала разговаривать, и ее нигде нельзя была увидеть, кроме как в молельном доме. Очень редко я встречала ее в магазине.
– И какой она казалась вам?
– Апатичной, отсутствующей. Худой как щепка. – Ольга вдруг очень погрустнела. – Ты не представляешь, как часто я думаю о Сиссель. Я чувствую, что предала ее. Я должна была сделать больше.
31
Страх, что мама умрет, не покидал девочку. Шло время, и этого не случалось, и можно было бы предположить, что страх померкнет или даже исчезнет. Но случалось обратное, он усиливался, укреплялся в неколебимую убежденность, что это абсолютно неизбежно и что день, когда это случится, постепенно приближался.
Однажды субботним вечером мама с детьми сидели перед телевизором с пачкой чипсов и колой. Мама смеялась над чем-то, так, как она никогда не смеялась в присутствии отца, как вдруг они услышали ключ в замке входной двери.
Отец был в отъезде, и его ждали не раньше воскресенья.
Мамин смех резко оборвался. Все затихли. В испуге сидели и ждали. В хорошем ли он настроении? Или злой и раздраженный?
И вот он появился в дверном проеме.
– Я слышал ваш смех, – прогнусавил он. – Над чем смеялись?
Никто не ответил.
Он сел рядом с женой, тесно прижавшись к ней на диване, обнял ее за плечи. Это не было лаской, это была угроза.
– Я спрашиваю, над чем вы смеялись?
– Какая-то ерунда по телевизору, – ответила она.
Ее тело съежилось, спина ссутулилась, она стала покорной и готовой к тому, что случится. Лицо перестало выражать что-либо, сделав ее совсем другой, чем она была только что. Она бросила взгляд дочке, означавший, что им нужно уходить.
Оба ребенка только что приняли душ и сидели с мокрыми волосами, в одних пижамах, а на улице зима. В шалаш пойти они не смогут. Девочка встала, выглянула в окно и увидела, что в окнах фрёкен Бьельке темно. Куда же им деться?
