Барышни переглянулись, весело рассмеялись глазами и чинно, как институтки, уселись вдвоем на одном маленьком узеньком диванчике в углу гостиной.
Господин с золотыми очками еще раз сердито посмотрел на них, но про себя подумал:
«Недурна малинка».
Потом приподнялся чуть-чуть со своего места и, собственно говоря, ни к кому не обращаясь, почтительно спросил, глядя больше в сторону пожилой дамы:
— Если осмелюсь полюбопытствовать, кто будет первый на очереди?
Веселый старичок, очевидно, большой охотник до разговоров, принял этот вопрос, как за шаг к знакомству со стороны важного господина и, быстро привстав со своего кресла, пересел на кресло поближе к спрашивавшему.
— Они- с.
Сказав это, старичок почтительно вскинул свои быстрые глазки на пожилую даму.
Господин в ответ почему-то нахмурил брови и, взяв со стола один из разбросанных по нем журналов, принялся его перелистывать.
Старичок, однако, не понял этого жеста.
— Виноват, — вежливо обратился он к господину, — если вы изволите торопиться куда, я с удовольствием могу уступить вам свою очередь. — Я второй.
— Благодарю вас, но это совершенно неприемлемо. Вы пришли раньше меня, естественно, что вы и должны быть раньше принятым, — сухо сказал господин.
Старик вздохнул.
— Нам торопиться некуда, — доверчиво сообщил он. — Я, если вам знать угодно, так даже рад посидеть немного в незнакомом мне месте и понаблюдать жизнь, что называется.
Старик весело рассмеялся.
— Я должен вам сказать еще, что совершенно холост и живу одинешенько… Занятий у меня никаких нету-с. Отчего же, спрашивается, и не посидеть? когда над тобой не каплет.
Барышни в углу переглянулись, шушукнулись и тихонько рассмеялись.
— Вы необычайно любезны, но, повторяю, это совершенно неприемлемо. Принципиально я не могу вашей любезностью воспользоваться.
Старик снова вздохнул.
Он всегда печалился, что люди не понимают его.
Разговор не клеился.
По прошествии некоторого времени, проведенного всеми в молчании, он рискнул попытаться снова.
Вначале ни к кому не обращаясь, он быстро заговорил, закончив свою фразу уже прямым вопросом по адресу господина.
— Много как нонче-с больных развелось. Ну, нам, старикам, это еще простительно, а вот почему же, спрашивается, молодежь хворает? Неужели наша наука не научилась еще раз и навсегда, что называется, уничтожить самую, т. е. возможность всякой болезни разной? Вот каково ваше мнение по поводу сего предмета? Ваша наружность говорит, что вы, наверное, представитель одной из наук.
