Несколько раз нашу пару выбрасывало в воду. Очень часто на скалы, как сейчас. Один раз в скалу — нам неприятно, для скалы разрушительно.
— Цела? — спрашиваю я, поднимаясь и отряхиваясь от серой пыли. Штаны совсем затерлись. Пора на Первый, обновиться…
Молчание. Она лежит на краю пропасти и даже не думает подниматься.
— А раз цела, то отвечай: что это сейчас было? Куда ты собралась посреди перехода?
— Ты не поймешь.
— Перестань строить из себя то грозную, то загадочную! Еще одна такая выходка, и это ты у меня поймешь! О твоих капризах уже шутки ходят. То тебе тараканы скучные, то «обращайтесь ко мне по статусу», теперь давай меня под молнии подставлять! Хочешь — крась тараканов в оранжевое. Хочешь — вытребуй себе право сидеть после работы на каждом осколке по пять поворотов и отдыхать. Хочешь — придумай себе новое имя, какое никто не выговорит…
Она вздрагивает, словно бы я ее палкой по спине ударила.
— …но если ты не соберешься, если еще хоть раз посмеешь самовольничать, я не только откажусь с тобой работать, но и доложу, чтобы тебя вообще вывели с пути.
Сначала она молчит, но вряд ли обдумывает мои слова — замкнулась, наверно, знаю я ее глуховатую натуру. А потом вдруг выдает:
— Зачем нам вообще все это надо?
Голос ее полон злой силы, но я списываю это на то, что она напрягается, втягивая ноги на площадку.
— О чем ты?
— Обо всем. И о переходе… И сейчас… Мы ведь наверняка здесь уже были.
Удивляюсь, и оттого злость стихает.
Сейчас светло — это я удачно выбрала. Осматриваюсь: территория огромная, с этой высоты даже середины осколка не увидишь. С нашей скалы открывается вид на густой лес. Ровной скатертью раскинулась зелень, словно кто-то здесь этот лес когда-то высадил, а не природа сама постаралась. Все деревья одной породы, изредка некоторые верхушки выступают над соседками пухлыми холмиками. Подножье наших скал уходит в лес, как в воду.
Я набираю полную грудь местного воздуха и сначала слышу, как шуршит плотная ткань моей куртки. А надо дальше, и потом еще дальше. Надо проникнуться миром, надо впустить его в себя. После перехода немного гудит в голове, но это скоро пройдет. Через несколько таких глубоких вдохов я настроюсь.
Мой Мастер сердито пыхтит и нарочито громко чистится от пыли. Отряхивается, ворчит о порванной на локте куртке, потом ругается совсем неразборчиво и изучает новые царапины на своих широких ладонях. И лишь после всего этого брюзжания, которое я терпеливо пережидаю, потому что знаю, что оно для нее такой же ритуал, как и все прочие, она встает рядом со мной и смотрит со скалы на раскинувшийся перед нами осколок.
