— И кто же это у нас ее, интересно, не взял хотя бы с 15-го, если уж нормальную потерял?.. — ругается, язва, и очень неторопливо сползает с края площадки. — Лазаешь вот так, лазаешь. Потом все руки грязные… Высмотри заодно воду, помыть чтобы было где.
Команды от нее еще ничего, а вот все эти копания и небрежная медлительность… Не терплю, когда она готовится так, словно бы думает, что искаженному опасному зверю всегда можно сказать: «Я сейчас устроюсь, развернусь — и сделаю тебя обратно маленьким. Подожди пока, а то моей ноге неудобно и в затылок дует».
Сначала зашипело в ушах. Потом вижу, как дергается один из зеленых холмиков лесной равнины. Беспокойство отзывается в сердце. И вот уже второй холмик, соседний, уходит в сторону волной и, потревоженный, встает на место.
Мой Мастер не видит ничего — к лесу она спиной и озабочена выбором места, куда поставить ногу и за что зацепить руку. Ей до земли еще десять ростов, и я говорю:
— Надо поторопиться. Не знаю, почуяла нас, что ли… Она быстро приближается.
До крысы осталось столько, что я уже могу сказать о ее размере с точностью до ладони:
— Сосредоточься. Соберись, слышишь? Она очень большая.
— А почему крысы в переходах никогда не меняют общую форму, только размер? — недовольно замечает снизу Мастер.
Беспокойство растет. Говорю громче и торопливее:
— Они чувствуют себя совершенными. Им незачем меняться.
— Это правда?
— Спроси лучше не у меня, а у крысы, довольна ли она своей красотой и силой?
— А тараканы?
— Спроси не у меня, а у таракана, чем они в себе довольны. А еще лучше — займись делом.
— А мы? Не занимаемся ли мы изменениями этих искаженных только потому, что считаем их…
— У тебя нет времени на болтовню!
В полотне леса появляется провал, словно кто-то дернул вниз ветвистое дерево. Близко к нашим скалам. Слишком близко. Я вмиг забываю о том, что там любит и чего не выносит мой Мастер.
— Крин! У тебя вообще нет времени! Возвращайся.
— Не дергайся. Я сейчас развернусь, достану ее и отсюда, — отзывается она и повисает на скале, разглядывая возле себя трещины в камне.
Это невыносимо. Она безмятежна и медлительна до безрассудности.
— Крин, давай назад.
— Отстань. Я сейчас…
— Оставь свою самонадеянность! Крыса близко, а ты не на земле.
Я бросаюсь направо по остатку тропы, под ногами крутятся и мешают камешки. Присев у обрыва, смотрю на темную макушку Мастера под собой. Я вытащила бы эту гордячку за что угодно, но мне не хватает одного роста, чтобы дотянуться до ее воротника или до волос.
