Белое и красное | страница 18
Эти мысли сейчас почему-то раздражали, кому нужна эта видимость глубокомыслия? И он постарался настроить себя на иронический лад: Антоний в одном похож на Серошевского — у того тоже был ребенок от якутки…
Во двор вышел Антоний, за ним Адам. Мальчишка, кажется, лицом вышел в мать, полуякутку, полутунгуску. Европейцы предпочитают иметь любовницами тунгусок или якуток, а не своих женщин — во всяком случае, так считают в этих краях. «А ведь невеста Антония в Варшаве красивая, судя по фотографии, была… а может, есть?.. Нет, пожалуй, была…»
Тимофей занялся лошадью. Ему помогал Адам.
— Не простудится? Совсем легко одет.
— Он закален. Выдержит, он ведь… — Антоний осекся.
Видно, хотел сказать: якут. Разве Антонию в здешних условиях воспитать сына поляком?
— По следам на дороге я понял: ты выезжал совсем недавно на своей тройке?
— Вчера была пятая годовщина со дня смерти моего друга Пилевского. Я не был на его похоронах — якуты не сказали мне; вот теперь нет-нет да и сворачиваю на его могилу, помолиться. Помнишь Пилевского? Хотя откуда ты можешь его помнить? К нему сюда жена приехала, было это давно, тогда они были совсем молодые, только она сразу же умерла.
В сенях Чарнацкий по привычке отряхнул тулуп, хотя снег в тот день не шел. Обратил внимание на старый якутский календарь из дерева. Он стоял у стены — на нем были дырочки и колышки, с их помощью якуты отмечали ритм бегущего времени. Рядом лежал дейбир — им погоняли лошадей, оленей, можно было и комаров отгонять.
— Собираешь?
— Нет-нет да что-нибудь отыскиваю и Юрьеву подбрасываю, мне со всей округи свозят. Только Юрьев теперь большая власть, его, наверное, уже музей не интересует, собирается из якутов социалистов сделать. Интересно, интересно! А Петровский, значит, теперь вместо Тизенхаузена.
— Петровский нынче комиссар Якутии. Утвержден Временным правительством.
В комнате, куда они вошли, пахло смолой, свежим деревом, от кафельной печи исходило тепло. На стене. — несколько акварелей Антония в рамках из березы. Оставив на минутку своего друга, Антоний принес из кладовки водку и кусок вяленой оленины.
— Для начала. А Нюта сейчас подаст чай, ты, видать, здорово промерз. Самовар она уже поставила, будто чувствовала, что кто-то приедет.
Нюргистана, таково было полное имя дочери Тимофея, внесла на подносе стаканы с чаем, сахарницу. Чарнацкий сразу улавливал следы Азии в чертах своих ссыльных знакомых, а вот в лице Нюргистаны он почувствовал веяние Европы. И ничего удивительного — уже многие столетия якутская и тунгусская кровь смешивалась с русской.
