Вольфганг Гриф пользовался лишь креслом и кроватью. Йонатан постучал и вошел, но и после этого ему пришлось сначала привлечь к себе внимание отца. Всякий раз, глядя на то, как отец сидит, полностью погрузившись в музыку, Йонатан на миг испытывал сомнение: стоит ли вообще ему мешать? Вольфганг Гриф при этом выглядел спокойным и расслабленным, отрешившимся от мира. Не осталось и следа от человека, которого в былые времена некоторые сотрудники издательства называли за глаза не иначе как «деспот» или «сумасшедший патриарх».
Мужчина, который сидел в кресле с закрытыми глазами, был просто безобидным дедушкой, дрожащими пальцами разворачивающим золотистую хрустящую обертку карамельки для внука (пусть и несуществующего). Густые седые волосы резко выделялись на фоне темно-красной обивки. На отце были свитер с высоким воротом, вязаная кофта в клетку и бежевые вельветовые брюки. На ногах – темно-серые войлочные тапочки. Раньше, когда Вольфганг Гриф самостоятельно передвигался, рост у него был метр девяносто. Сейчас он немного усох, да к тому же сидел в кресле, отчего трудно было предположить, что старик некогда был выше почти всех своих сверстников.
Он был все таким же стройным, как и в молодые годы, и вообще, для своих семидесяти трех старик выглядел не таким уж и дряхлым.
Йонатан ощутил, как в душе зарождается печаль. А каким он сам будет, когда ему перевалит за семьдесят? Неужели и ему выпадут страдания из-за помрачения рассудка и сам он окажется в подобном учреждении? И его лишь иногда будут навещать сын да кто-нибудь вроде Ренаты Круг, которая все еще была верна бывшему шефу.
Нет, правда была еще более удручающей: пока все шло к тому, что Йонатана в старости не будет навещать даже сын. Или дочь. Или кто-то вроде Ренаты Круг.
Вдруг он отчетливо осознал весь смысл существования Дафны у Хелены Фаренкрог. Опасаясь совсем погрязнуть в мрачных бесполезных мыслях, Йонатан тихо произнес:
– Привет, папа! – и поторопился похлопать Вольфганга Грифа по плечу.
Отец открыл глаза. Они были ясными, серо-голубыми, как у Йонатана. По ним нельзя было понять, даже приблизительно, насколько плохо его состояние.
На какую-то долю секунды Йонатану показалось, что он вернулся в детство. Как же он боялся тогда неумолимого отцовского взгляда и чувствовал, что эти глаза будто просвечивают его насквозь, до самых потаенных уголков души!
– Кто вы такой? – удивленно спросил Вольфганг Гриф, снимая наушники.
