— А к своим женам они питают такую же любовь? — спросил Сьенфуэгос.
— Думаю, что нет. А даже если и питают — воин не должен этого показывать. Истинный сиу должен терпеть любые невзгоды и самую адскую боль, а потому им позволено проявлять нежность лишь к детям. Я ни разу не видел, чтобы индейцы их наказывали, прощая им такие вещи, за что любой отец из Европы задал бы хорошую порку. Но в то же время, — добавил Андухар, — муж и жена здесь могут драться прямо на глазах у соседей, и никому даже в голову не придет вмешаться. Когда же они устают от бесконечных драк, в которых, кстати, никогда не пользуются оружием, один из них может покинуть селение, провести сезон вдали от него, а потом вернуться, как ни в чем не бывало.
— Поразительно!
— И это еще не все! Сдается мне, им совершенно незнакомы такие чувства, как злоба или обида — во всяком случае, по отношению к своим соплеменникам. Индейцам ничего не стоит поссориться, потом помириться и вести себя так, будто ничего не произошло. Такое впечатление, что у них вообще нет памяти.
— Но ведь она у них есть?
Андухар убежденно кивнул:
— Разумеется — за исключением тех случаев, когда дело касается домашних ссор.
— Любопытно! — заметил канарец. — Когда, хоть и очень редко, мне случалось повздорить с Ингрид или Арайей, они потом дуются целую неделю и не желают со мной разговаривать.
— Другой мир — другие обычаи... — философски заметил Андухар.
Обычаи Нового Света действительно сильно отличались от европейских, и Сьенфуэгос в этом воочию убедился спустя три дня, когда однажды утром, открыв глаза, увидел в двух шагах от себя старика-индейца в бизоньей шкуре, сидящего неподвижно, словно каменное изваяние.
Сьенфуэгос поспешно разбудил товарища и указал на старика, но Андухар лишь махнул рукой, как будто речь шла о чем-то обыденном.
— Не пугайся: это всего лишь ходячий мертвец.
— Ходячий... что? — изумился канарец.
— Ходячий мертвец. Короче говоря, старик, который устал от жизни и не хочет быть обузой для своих соплеменников, а потому покинул селение, чтобы спокойно умереть в одиночестве.
— Что-то не похоже, чтобы этот ходил, — заметил Сьенфуэгос. — Не удивлюсь, если он и впрямь умер — смотри, даже пальцем не пошевелит!
— Помни главную заповедь здешних мест, от этого зависит твоя жизнь, — заявил Андухар. — В прерии нет ничего мертвого, пока стервятники не докажут, что оно действительно мертво. Если видишь лежащего на земле зверя или человека — не верь, что он мертв, если стервятники не выклевали его глаза.
