Здесь также водилось несметное множество уток, цапель, чаек, куропаток, соколов и ястребов. Удивлению Сьенфуэгоса не было предела, когда он увидел опоссума с детенышем в сумке, это показалось ему настоящим волшебством, поскольку до сих пор ни один христианин не намекал ни единым словом, что на свете может существовать такое чудо, как сумчатые.
— Все это, конечно, очень мило, — пробормотал он про себя. — Я бы даже сказал, красиво. И все же мне здесь не нравится. Сдается мне, я попал в совершенно чужой мир, и если это Куба, то я — монах.
Здесь было множество чистейших ручьев, впадающих в море; достаточно протянуть руку, чтобы достать из гнезда яйцо или птенца, а в полдень неосторожный заяц подошел настолько близко, что канарцу оставалось лишь приложить его по голове длинным шестом.
— Вот о чем, спрашивается, ты думал? — повторял он чуть позже, снимая с зайца шкуру. — Или папа с мамой не говорили тебе, что люди — опасные твари?
Возможно, бедное животное никогда в жизни не видело человека, но, так или иначе, первая же с ним встреча оказалась для зайца роковой.
Среди береговых скал канарец разыскал кристаллы соли, после чего углубился в чащу леса, где развел костер, зажарил зайца и с удовольствием пообедал.
В эту ночь ему снилось, что он вернулся домой и занимается любовью с женой, но проснувшись, Сьенфуэгос не мог вспомнить, с какой именно. Однако красноречивые следы на его рубашке говорили о том, что действо доставило ему удовольствие.
— Так бездарно расходовать свою мужскую силу — просто позор! — хмуро пробурчал он сквозь зубы. — Хотел бы я знать, чем, черт возьми, так провинился перед судьбой, что она устраивает мне подобные пакости?
Сьенфуэгос увидел их как раз вовремя, чтобы успеть спрятаться. Погрузившись в воспоминания, он сам едва не сделался легкой добычей, какой накануне стал для него доверчивый заяц.
Их было пятеро — высоких, стройных, горделивых мужчин в роскошных накидках из кож. Они держались так раскованно и спокойно, даже не пытаясь прятаться и прислушиваться, словно были уверены, что на этой земле им не грозит опасность.
Ни внешностью, ни поведением они не напоминали свирепых антильских карибов с изуродованными ногами, о которых у Сьенфуэгоса остались столь печальные воспоминания. Однако, хотя внутренний голос подсказывал, что это мирные люди и не стоит их бояться, канарец предпочел спрятаться в кустах и переждать.
Слишком свежа была в его памяти, несмотря на прошедшие годы, ужасная сцена, когда свора дикарей убила, расчленила и сожрала у него на глазах двоих друзей — Дамасо Алькалде и Черного Месиаса, пока он сам, одинокий и безоружный, сидел на уступе отвесной скалы, куда взобрался с ловкостью горного козла, но был не в силах ничем помочь.
