Слова Дхаи-ма меня впечатлили. Я не могла даже представить себе такой дар. Это было гораздо полезнее, чем то, чем меня наделили, и гораздо удобнее.
— Следи и за ее братом, — предупредила меня Дхаи-ма.
— Кем? Этим Сакуни?
Я как-то видела его во дворе, сидящего среди закадычных друзей Дурьодханы — тощего, сутулого мужчину в возрасте с сильно прищуренными глазами. Он хитро ухмыльнулся мне. Из сплетен слуг я узнала, что он любил играть в кости и танцевать с девушками.
— Ты преувеличиваешь. Перестань все время беспокоиться, — сказала я Дхаи-ма.
— Кто-то же должен это делать, — ответила она резко. — И это точно не твой старший муж, который страдает от заблуждения, что его любит весь мир.
* * *
Единственный мужчина, которого я не видела со времени своего приезда в Хастинапур, был Карна. Я знала, что по просьбе Дурьодхана, который считал его своим самым близким другом, Карна проводил большую часть года в Хастинапуре, оставляя Ангу на попечении своих министров. Я знала также, что вскоре после моего сваямвара Дурьодхана женился и убеждал Карну сделать то же самое. Но только в этом единственном вопросе он не мог настаивать. Когда я услышала, как недоумевают мои мужья, мне стоило больших трудов сохранять спокойствие на лице, а дыхание ровным и беззаботным.
Признаюсь, что несмотря на клятвы, я каждый день старалась забыть о Карне, стараясь быть лучшей женой для Пандавов, но я страстно желала увидеть Карну снова. Каждый раз, когда я заходила в комнату, я заглядывала под свое покрывало — я просто не могла удержаться — надеялась, что он будет там. Конечно, я вела себя глупо. Если бы он был там, его тут же прогнали бы. К тому же мое оскорбление было еще слишком свежо в его памяти. Я бесстыдно подслушивала служанок, пытаясь узнать его местонахождение. Каждый раз, когда в разговоре с Дхаи-ма я уже было собиралась спросить, куда пропал Карна (так как у нее были свои способы узнавать секреты), я прикусывала язык сотни раз. Если бы она услышала его имя из моих уст, она бы поняла, что я чувствую. И даже ей, той, которая любила меня как никого другого, я не могла осмелиться открыть этот темный цветок, который я не хотела вырвать из своего сердца.
Дедушка пригласил меня прогуляться с ним по берегам Ганга.
— Там красиво, — сказал он, улыбаясь своей обманчивой, очаровательной улыбкой, — и это даст нам возможность лучше узнать друг друга вдали от придворных распрей.
Я неохотно согласилась. Первые несколько недель после моего приезда в Хастинапур, когда одиночество, как железный обруч, стянуло мою грудь, я ждала, что он обратится ко мне (ведь он определенно знал, что правила запрещали мне подходить к нему). Но он не сделал этого. Даже когда мы встречались за столом, он едва удостаивал меня своим вниманием, не считая приветствия, хотя оно и было любезным. Это удивляло и обижало меня. Я поверила теплоте его приветствия, когда мы впервые встретились, и поверила, что нашла союзника в чужом доме. Но он лишь говорил со мной, следуя правилам приличия. Чувствуя себя одураченной, я решила больше не доверять ему. Поэтому, когда я получила от него приглашение, я уже не хотела, чтобы он знал меня лучше. Что же касается самого дедушки, то я была уверена, что он слишком хитер, чтобы открыться мне.
