Могут ли наши действия изменить нашу судьбу? Или же они — песчинки в трещине дамбы, которые всего лишь оттягивают неизбежное? Я спасла Дхри, и он мог продолжать совершать героические и ужасные поступки. Но не так просто избежать смерти. Когда она придет к Дхри еще раз, я пожалею, что спасла ему жизнь на празднике сваямвары, где, по крайней мере, он мог умереть достойно.
Лишь в одном я уверена: что-то изменилось в тот момент, когда я задала Карне вопрос, который, как я знала, больше всего принесет ему страданий. Единственный вопрос, который заставит его положить свой лук. Когда я шагнула вперед и взглянула в глаза Карны, я увидела в них свет — восторга ли, желания или зарождающейся любви — я не знаю. Если бы я была мудрее, я бы подарила ему надежду на любовь, и таким образом мне удалось бы смягчить опасность момента, значимость которого я тогда даже не могла себе представить. Но я была молода и слишком испугана, и сказанные мной слова (слова, о которых я буду сожалеть всю жизнь) потушили этот свет навсегда.
Мои ноги истекали кровью. Я никогда не ходила босиком по улицам, усеянным колючками и камнями. Я смотрела на человека, быстро идущего впереди меня, на его недорогую белую накидку, покрывающую гибкую спину, и думала: неужели это тот человек, которого я ждала. Только час назад я надела на его шею свадебный венок. Беспощадное солнце пекло так сильно, что кружилась голова. Мы не разговаривали с тех пор, как покинули дворец. В горле у меня пересохло. Согласно свадебному обряду я ничего не ела весь день, а после церемонии мой муж отказался остаться на праздновании в честь свадьбы, причем довольно дерзко, на мой взгляд.
— Я должен вернуться к семье, — сказал он. — Они будут беспокоиться.
В ответ на расспросы моего отца он заявил, что не имеет права рассказывать о своих близких и называть свое имя.
Отец едва сдерживал себя.
— Позволь нам пригласить твою семью присоединиться к нам, — сказал он. — Они могут жить в любой части дворца, какую выберут. Как-никак, согласно брачному договору, половина королевства — твоя.
Мужчина сказал, что ему не нужны дворцы. Он попросил, чтобы я избавилась от моего пышного убранства, совершенно не подходящего для жены простого брахмана. Служанки принесли мне хлопковое сари. Я протянула рыдающей Дхаи-ма свои золотые украшения, оставив лишь ожерелье из ракушек, которое он одел на меня.
— Тогда позволь нам дать тебе колесницу, — в ужасе вскричал мой брат. — Панчаали не привыкла…
