Часы на приборной доске показывали больше половины седьмого вечера. Они съехали с лесовозной дороги и свернули на более узкую, но расчищенную дорогу, которая шла совершенно прямо через необычайно густой еловый лес. Они ехали осторожно, не включая фар.
— Мы больше не можем использовать эту машину. По крайней мере на больших дорогах.
— А ты не сменил на ней номера?
Он улыбнулся.
— Запасы кончились.
Они проехали мимо нескольких заброшенных сараев и свернули на восток, на посыпанную песком маленькую боковую дорожку, где ничего не было видно.
— Подожди, — тихо сказал Лассе.
Они долго молча и неподвижно сидели на местах, пока он наконец не посмотрел на свои наручные часы.
— Теперь.
Он вылез из машины и стал выгружать мешки. В машине сразу стало очень холодно. Он обошел машину и открыл ей дверь, и она застегнула молнию до самого подбородка.
Немного поодаль среди деревьев Ида заметила что-то темное и большое. Может быть, домик?
Когда Лассе вытащил последний мешок, она вздрогнула.
Из темноты вышли двое мужчин с закрытыми темными капюшонами лицами. Когда они сняли капюшоны, она увидела, что одному лет пятьдесят, а другому лет тридцать.
Сначала все молчали. Мужчины мерили ее взглядом.
— Ну, — наконец сказали они в знак приветствия.
— Ну, — ответил Лассе.
Казалось, они по-прежнему присматриваются к Иде. Она расслышала какое-то бормотание, но понять, как хорошо они знакомы, было невозможно. Они опять сказали «ну», и, что характерно, на вздохе. Ида поразилась — обычно Лассе так никогда не говорил.
— Значит, вас надо немного подвезти, — усмехнулся тот, что помоложе.
— Да, именно. Небольшой отвлекающий маневр, с вашего позволения.
— Будет сделано.
Они стояли молча, и Ида слышала, как шумят кроны деревьев. «Как же здесь, на севере, все по-другому, — подумала она, — совсем не так, как в Стокгольме».
— А что у вас в мешках? — спросил старший.
— Гм… пожитки, — ответил Лассе. — Она возвращается домой, она слишком долго жила в Стокгольме. На нас еще и это свалилось, как будто нам мало других забот.
— Да, понимаем, — отозвался молодой, который отхлебнул из фляги. — Стокгольм, там же чертовски опасно. Только берегись!
