— Опять что-то за печкой шуршит. Пошли, глянем!
— Да ну тебя! — отмахнулся Мишка. — Вечно ты со своими выдумками. Я лучше с классом пойду.
— Как хочешь, — отозвался Ваня, заглядывая за ситцевую занавеску, где стоял деревянный сундук. Недолго думая, осторожно подняв тяжелую крышку, заглянул внутрь. Не обнаружив никого, влез. Запахи старого дерева и лежалой одежды дурманили. Тишина Арефьевского дома была удивительной.
— Не уснуть бы, — подумал Ваня, рассматривая путеводитель.
— Тебе что сказывала учительша? Экспоната не касаться. А ты в него залез! — сказал кто-то более внятно.
— Я и не трогал экспонаты! Подумаешь, деревянную бадью чуть отодвинул. Так мешала же пройти! А ты кто такой?
— Кто-кто?! Иван-пикто! В глиняном горшке, сажень в башке. Шишок я, домовой Арефьевского дома. Шуршалой кличут. Почитай, третий век тута проживаю. Слыхивал о таких?
— О домовых слышал, а не видел. Покажись!
— Шустрый, однако. А энтова не хошь? — в дырке задней стенки сундука показался довольно-таки крупный кукиш.
— Ты, что ль, Митяй, в дырку фигу суешь?
— Митяй, Митюня, Митюрев, Коровицыны, Зуевы, Кулагины, Парфеновы — наши фамилии. Стало быть, тверские. Любопытный народец, особливо ты, Ванятка!
— Не любопытный, а лю-бо-зна-тель-ный! — поправил шишка Коровицын.
— Если так, любезнейший Ванятка Коровицын, тебе важное- преважное порученьице. Проведай-ка моих собратиков музейных. В каждом старом доме есть шишок, а в музее — Дух Музейный. Так вот по музеям и пошастай, поищи. Приветик от меня передай.
— А как передать-то? — усомнился Коровицын.
— Как-как! Эва как! — хихикнул домовой. — Я составил бы тебе компанию, но нам, шишкам, не положено покидать свой дом. Осиротеет, пропадет. Уж извиняйте, барин. Слыш-ка, вона грамотка путейна, визитна. За печкой ступа тверска, к ней — коряжка ямска. Садись, не зевай, знай погоняй! Ступу-то потом назад вертай! Экспонат все жа!
— Вот это да! Вот это путевочка! Не сказка, а история с продолжением! А что за грамотка? Так это же путеводитель, что продают в музейном киоске!
И тут неожиданно для себя Ваня оказался в ступе, в которой тверитянки зерно толкли, и каким-то образом покинул дом купцов Арефьевых.
— Митюрев, — спросила учительница, — а где Коровицын?
— Испарился, — хихикнула Ульянка. — Он не может вести себя, как все.
