«Пир – это лучший образ счастья». Образы трапезы в богословии и культуре | страница 66
Рис. 4. Пир в доме Иона. Миниатюра синодика переславского Троицкого Данилова монастыря 1672 г.
Судьба самого Иона оказалась незавидной. Он вскоре умер, а его вдова снова вышла замуж и растратила все его богатство на пиры и увеселения со своим новым супругом. Миниатюры с изображением разгульного пира вдовы Иона также иногда включались в число синодичных иллюстраций.
К приобретению богатства нечестным путем грешника как раз часто подталкивает «второй пагубный друг» – семья и ближайшее окружение, в стремлении угодить которым он не замечает «злоковарности» своих поступков. Особенно сложно было удержаться от такого грехопадения «государеву», «торговому» и «служилому» человеку, наживавшему деньги и имущество не только трудом и способностями, но и хитростью, изворотливостью, приспособленчеством к желаниям и потребностям власть имущих. Об этом говорится и в произведениях «новой» литературы XVII века («Повесть о Карпе Сутулове», «Повесть о Василии Кориотском» и др.)[181]. Не случайно, даже И. Т. Посошков в своей «Книге о скудости и богатстве», выражавшей позиции «нового» русского купечества переходного времени, в некоторой степени уже наделенного рациональным самосознанием, напоминал читателям о существовании и роли «невещественных» ценностей: закона, суда, правды, нравственности, образования, любви к ближнему[182]. Тексты о пагубном влиянии денег и земного успеха включались в изобилии в синодики служилых людей, занимавших заметные чиновничьи должности, зажиточных «посадских» и в «купеческие» синодики (книги, писавшиеся по заказу купеческих семей или предназначавшиеся для храмов, ктиторами которых были представители торгового сословия). Они должны были побуждать «делового человека» допетровской России, поведение и нравственность которого еще не были жестко регламентированы государственными законами и императорскими указами, к праведной жизни в духе средневековой традиции, с оглядкой на Священное Писание и поучения отцов церкви.
Самым популярным из синодичных рассказов о грешных богачах была русская по происхождению «Повесть о новгородском посаднике Щиле» – человеке искренне и глубоко верующем, обладавшем знатностью, богатством, нужными связями, но отягощенном всеми грехами, присущими его сословию, и уже не замечающем своей «грешности»[183].
Наиболее ярко нечестие Щила, как и греховность Иона, также иллюстрируют сцены пиршественных трапез в его доме. На одних миниатюрах показано, как Щил в своих роскошных палатах принимает собственных друзей и празднует с ними окончание строительства храма, который был возведен без благословения епископа Новгородского Иоанна. Композиция таких миниатюр нередко напоминает традиционную композиционную схему евхаристии. Но место Христа в ее центре занимает Щил, который в гордыне возомнил, что при наличии неограниченных средств он может обойтись в своих действиях и без одобрения церкви. Слева и справа к нему обращаются его друзья и приближенные. Но, в отличие от апостолов в сцене евхаристии они не склоняются перед Щилом с жестами моления, а протягивают ему навстречу кубки полные вина, произнося здравицы и слова похвалы его богатству и власти. [Синодик переславского Троицкого Данилова монастыря 1672 г.]
