Забегая вперед и угадывая вопрос читателя, скажу сразу: в повести не слепок, не маска, которые делают скульпторы, лепя живую натуру. В процессе бесед я сделал самое существенное для литератора открытие: мой герой никогда и никому не говорил и не скажет правды о своей профессии, о себе и о своем прошлом. Он — терра инкогнита, творческий человек, живописно рисующий собственную судьбу. Отсюда я принял ответственное решение: если он видит себя таким, я либо волен изобразить героя, как он мне представляется, независимо от истины, то есть сыграть в его игру, либо оставить себе право и свободу отказаться. Простор для фантазии и действий, приближенных к реальности, пока мне пришелся по душе и по силам. Разве не так писали классики (которым я в подметки не гожусь!) свои замечательные повести, «переворачивая» прототипы по собственному представлению.
Таков должен быть по моему мнению «детектор правды», то есть закон повествования. Позже я еще расскажу читателю, какие эпизоды придумал и домыслил к рассказанному моим героем, буквально влезая в его психологию и в состояние, как если бы сам был Кононом Молодым. Самое поразительное заключается в том, что много времени спустя, когда уже была опубликована повесть, на читателя хлынул поток воспоминаний о Молодом: бывшие его коллеги или едва с ним знакомые люди стали лихо цитировать придуманные мною эпизоды и истории, как рассказанные им самим Кононом Трофимовичем. Это были публикации под видом откровений Молодого в минуты расслабленности, да еще снабженные пошлыми «дамскими» подробностми о победах разведчика вовсе не на том фронте. Обижаться? Качать права? Пустое это дело. Правда, одному из «очевидцев», не удержавшись, позвонил домой: вы можете показать мне, если не возражаете, записи рассказов Молодого, сделанные вами лично? Конечно, было в ответ, я сейчас поищу в архивах (!) и тут же отзвоню вам. До сих пор жду звонка, десять лет миновали. Бог им судья. И они лгали читателю, но и я не безгрешен перед вами, домысливая и «обогащая» своего героя по моему подобию и по здравому смыслу; разница была лишь в том, что я цитировал себя, а они — пользовались вторичным сочинительством (как жевать уже пережеванное). Ложь, сопутствующая жизни и судьбе профессионального разведчика. Суета сует.
* * *
Многие разведчики, будучи людьми достойными и честными, чаще не реальную жизнь проживали, а легенду, кем-то сочиненную или собственного производства. Именно это важное отрытие я сделал для себя, садясь писать документальную повесть о великом и несчастном своем герое. И это произошло, — когда, как вы думаете, — через год после ухода Молодого из жизни? Нет: через пятнадцать. Именно пятнадцать лет написанная повесть «Профессия: иностранец» терпеливо выжидала своего часа, спрятанная не только от постороннего глаза, но даже от самого своего автора, то есть — от меня.
