– Ну… Да, он немного странный, но он не виноват.
Рон, повернувшись к Гарри, закатил глаза:
– Так. ПУКНИ. Давно не слышали.
– Сам ты ПУКНИ! – взвилась Гермиона. – Сколько говорить: Пэ – У – Ка – Эн – И! Против угнетения колдовских народов-изгоев! И потом, не только я, Думбльдор тоже говорит, что надо быть добрыми к Шкверчку.
– Да-да, – сказал Рон. – Пошли, я умираю от голода.
Он первым вышел за дверь, но, раньше чем они начали спускаться…
– Замри! – выдохнул Рон, выбрасывая руку в сторону. – Они еще в холле, давайте послушаем.
Все трое осторожно перегнулись через перила. В темном холле толпилось множество колдунов и ведьм, среди которых был и весь авангард. Все возбужденно перешептывались. В самом центре Гарри заметил черную голову с сальными волосами и крупным носом. Самый нелюбимый его учитель, профессор Злей. Гарри сильнее перегнулся через перила. Ему было очень интересно, чем занимается Злей в Ордене Феникса…
И тут, прямо перед Гарри, вниз поползла телесного цвета веревка. Подняв глаза, он увидел, как близнецы площадкой выше аккуратно спускают подслуши к тесной толпе колдунов. К сожалению, через секунду толпа двинулась к выходу и скрылась.
– Блин, – донесся до Гарри шепот Фреда, вздернувшего подслуши обратно.
Внизу открылась и закрылась дверь.
– Злей никогда не остается ужинать, – тихо поведал Гарри Рон. – И отличненько. Пошли.
– Гарри, не забудь, что в холле нужно шепотом, – тихонько напомнила Гермиона.
Они прошли мимо голов домовых эльфов и увидели у двери Люпина, миссис Уизли и Бомс – те волшебными палочками запирали многочисленные замки и засовы.
– Ужинаем на кухне, – прошептала миссис Уизли, встречая ребят у подножия лестницы. – Гарри, детка, пройди, пожалуйста, на цыпочках, вон к той двери…
БУМ-М!
– Бомс! – в отчаянии всплеснула руками миссис Уизли, оборачиваясь.
– Простите! – застонала Бомс, лежа на полу. – Дурацкая подставка! Второй раз об нее спотыкаюсь…
Но все прочие ее слова потонули в невероятном, леденящем кровь, ужасающем вое.
Проеденные молью бархатные портьеры распахнулись, но за ними оказалась не дверь. В первую секунду Гарри подумал, что это окно – окно, за которым орет старуха в черном чепце, орет так, будто ее пытают, – но потом он сообразил, что это всего-навсего портрет в натуральную величину, – и ему в жизни не встречалось портретов живее и неприятнее.
Изо рта старухи капала слюна, глаза закатились, желтоватая кожа натянулась от крика, разбудившего все остальные портреты в холле. Проснувшись, они подняли такой гам, что Гарри пришлось зажмуриться и зажать уши руками.
