Секунды тянулись томительно. Наконец, где-то на самом дне я разглядел светлое пятно, постепенно превращающееся в белый квадрат. Когда я подплыл к светлому проему, подводное течение стремительно увлекло меня, словно песчинку, и спустя несколько мгновений выбросило на берег.
Я выбрался на берег какой-то грязной речушки. Солнца не было видно. Тусклый свет падал сверху, едва освещая полуразрушенные здания. Выбравшись на сушу, я несколько минут согревался приседаниями. Потом, оторвав левый рукав комбинезона, перевязал им свою раненую руку и осторожно побрел вдоль берега. Идти босиком по камням приходилось медленно, тщательно выбирая места, куда ставить ноги. Я был постоянно начеку, что-то, вокруг настораживало меня, не давая успокаиваться и радоваться чудесному спасению.
Окрестности реки, освещаемые тусклым светом, производили гнетущее впечатление. Река имела метров тридцать в ширину, на противоположном берегу виднелись отвесные скалы. Берег, куда выбросило меня, походил на окраины заброшенного города. Многоэтажные здания, глядя глазницами черных разбитых окон, разрушенные и покинутые, подступали почти к самому берегу реки. Людей не было видно. Вокруг стояла тишина, не нарушаемая ничем. Даже щебетания птиц не было слышно. Лишь журчание воды да хруст гравия под моими босыми ногами тревожили тишину этого мрачного места.
Через несколько утомительных минут ходьбы по битым камням я подошел к разрушенному мосту. От остатков моста уходила в глубь города мощенная булыжником широкая улица. "Невечно же мне бродить по этим камням", – подумал я и направился в глубь заброшенного города.
Идти по булыжной мостовой было не в пример приятней, чем греметь по щебню, и я четким строевым шагом двигался к центру заброшенного города, все более удаляясь от реки. Впрочем, ближе к центру стали попадаться здания, практически не разрушенные. Даже стекла в них уцелели, отражая тусклое сияние местного светила.
В том, что я находился не на Даране и не на одной из множества известных мне планет, которые я успел посетить за свою недолгую, но весьма бурную жизнь, я был полностью уверен. Странная архитектура зданий, состоящих из кубов, пирамид, цилиндровой других геометрических фигур, была мне не знакома. И хоть людей или же других живых существ по-прежнему не было видно, я был на сто процентов уверен, что таковые скоро объявятся.
Развалин попадалось все меньше и меньше, пока наконец разрушенные здания перестали встречаться вовсе. Город стал похож на брошенный в панике корабль, экипаж и пассажиры которого торопливо покинули свое судно, спасаясь в ужасе от неведомой опасности. Всюду виднелись брошенные автомобили сигарообразной формы. Груды мусора усеивали улицу, по которой я двигался. По-прежнему ни одного человека не было видно. Тишина стояла абсолютная, лишь шлепанье моих босых ног о мостовую гулко отражалось от стен. Внезапно я вышел на просторную площадь, в центре которой возвышался какой-то монумент. Подойдя поближе, я увидел, что это изображение двух рук, сложенных лотосом и протянутых к небу. Вдруг какой-то звук нарушил гробовую тишину, к которой я уже успел привыкнуть. Звук походил на плач. Плач грудного младенца. И доносился он от изваяния рук в центре площади. Я подошел поближе и заглянул внутрь скульптуры.
