После того как справили поминки в сороковой день по смерти бая, Мехди-байбача снова явился в сад. До полуночи сидел он на суфе возле хауза с гостями за выпивкой. Я готовила угощенье, жаркое, плов, устала до смерти, поздно ночью свалилась с ног и уснула. Рано утром встала, слышу — из сада несутся крики. Вижу — муж мой сидит на постели, не спит, но в сад не идет.
— Отец, что случилось? — спрашиваю я, а он молчит.
Я удивилась — и вдруг страх охватил меня. Я быстро пошла в сад. Смотрю, Мехди, который до поздней ночи пьянствовал, лежит на одеяле мертвый. Брат его и невестка кричат, друзья-приятели вопят, но никто не знает, отчего вдруг напала на него смерть. Одна я поняла это, но рта не раскрыла, не сказала никому…
Прошел год после этого происшествия, и муж мой умер, не дождавшись выздоровления дочери. Старший сын бая, выросший на руках у мужа, похоронил его по обычаю. А сад передал мне и сказал, чтобы, пока не найдут хорошего садовника, я сама ухаживала за садом.
В помощь мне в саду работали два раба и трое сирот — батраки.
Через год нашли нового садовника. Он приехал из Байсуна вместе со своей женой. Они были бездетны и полюбили мою Сафию, как родную дочь, они очень много приложили усилий, чтобы ее вылечить. Их ласка и забота, видно, помогли ей, она словно очнулась, но дичилась по-прежнему и никогда не смеялась. Один лекарь сказал старику садовнику, что она может поправиться, если выйдет замуж и муж будет хорошо к ней относиться. А если она родит ребенка, то все ее безумие и печаль исчезнут, она будет совсем здоровой. Другого средства нет.
Но кто же захочет жениться на девушке-невольнице, да еще опозоренной?
Так прошло пять лет. Я постарела, а дочь моя, как нераспустившийся бутон, стала вянуть. В двадцать лет она казалась тридцатилетней. Болезнь и страдания старят человека, особенно быстро старит душевная болезнь. Я думала-гадала что делать, и ничего не могла придумать. Но тем больше я старалась облегчить страдания других людей, не пропускала нищего и бедняка, чтобы не подать милостыню, старалась помочь всякому несчастному, больному, слабому человеку, жалела всех.
И вот однажды, проходя по площади возле мечети Чордар, я увидела лежащего на земле юношу, больного, плачущего. Мне сказали, что это освобожденный раб Каракулибая, что он сирота и чужой здесь. Жалко мне его стало, я взвалила его на арбу, привезла к себе в сад, уложила на постель в своем доме, перевязала его раны, накормила, утешила, сказала ему, что он больше не одинок на земле и не бесприютен.
