Зайдя в камеру, Золотой осмотрелся. По сторонам стояли двухъярусные металлические шконки. Ни на одной из них не было матрацев.
— Значит, я первый, — произнес он вслух после того, как кованая тяжелая дверь камеры с оглушительным грохотом закрылась за ним.
Мысленно он снова вернулся к судебной комиссии, которая всего полчаса назад определила ему наказание в шесть месяцев содержания в ПКТ за нарушение режимного распорядка лагеря. Обвинения, как показалось Золотому, были явно надуманными и, говоря на жаргоне, маслеными. Он прошел к шконке и тяжело опустился на нее, снова и снова прокручивая в голове детали обвинения. «Нет, не это заставило Шторма определить меня в каталажку, — думал вор в законе. — Ему стало известно о готовящемся побеге, и он, как и подобает хозяину, быстро нашел для меня стойло, из которого не то что бежать… Но кто же меня продал? — мелькнуло у него в голове. — Ведь никто в зоне, кроме одного человека, об этом не знал»…
И в самом деле, подготовка к побегу держалась Золотым в полном секрете. Никому из блатных он ничего не говорил. Подельники и братва с воли исключались полностью. Оставался только врач, через которого осуществлялась его связь с волей. Поразмыслив еще немного, Золотой пришел к окончательному выводу, что только он и никто другой посвятил администрацию лагеря в его намерения.
— Сомнений нет: это Тонкий, — произнес он вслух. — Не боится, паскуда, с огнем играть… Разберемся, — добавил он через мгновение.
Через час ему в камеру подсадили еще трех заключенных, также из воровского сословия, но авторитетом чуть пониже. Прервав свои размышления, Золотой поднялся со шконки и, поприветствовав прибывших, поинтересовался, за какие прегрешения их упекли в «крытку».
— Впереди зима, Золотой, — ответил за всех Лихач, долговязый вор в законе с двадцатилетним стажем отсидки. — Опять в лагере начнется голод, а кумовья боятся, что мы кипиш среди каторжан поднимем. Так сказать, принимают предупредительные меры. Всем нам состряпали липовые обвинительные заключения в нарушении режима…
Внезапно дверь камеры опять открылась, и вошел прапорщик. Молча осмотрев заключенных, он остановил взгляд на Золотом и жестом приказал ему следовать за ним. Вор неохотно повиновался и вышел из камеры в коридор. Его охватило предчувствие беды, и, глядя в бесстрастные глаза прапорщика, он пытался догадаться, что же еще могло произойти.
— Обернись, — приказал ему прапорщик, когда он уже приготовился протянуть руки для наручников. Осторожно обернувшись, чтобы избежать прямого удара в лицо, Золотой, к своему изумлению, увидел перед собой улыбающегося Тоцкого.
