По-моему, Олег был в то время желчен. Помню, я спросила:
— Как ты? Что ты?
А он в ответ:
— Ну, что? Мы утверждены или не утверждены?
Я сказала:
— По-моему, нас не утвердили… Кажется, уже снимаются другие.
Он как-то очень болезненно передернулся. Я подумала: «Господи, чего он так дергается? Чего он переживает на эту тему? Ну, не утвердили — и не утвердили». И даже сказала:
— Да им же хуже! Ты не находишь, что они проиграли, не взяв нас?
— Да, ты права.
Но его передернуло, а я опять подумала: «Может, он не снимается? Может, у него денег нет? Может, что-то такое?..» Потом еще он мне тогда говорил, что ушел от Эфроса. Я переспросила:
— Ты ушел от Эфроса?
— Да. Я больше там не могу. Это — не театр, а он — не… Меня все это не устраивает, и я не могу… Я туда не пойду…
Вот так мы с ним тогда разговаривали, и я понимала, насколько у него нервное состояние, раз его задело, что нас не утвердили. Он меня даже первый спросил:
— Ну, как там?..
А я всегда к этому относилась так: «Ну, Господи… ну, не утвердили, и, значит, не Судьба или не надо».
Должна еще сказать (хотя сейчас об этом и не говорят), что он очень ценил российское, русских. Это он говорил часто. Я бы сказала, он был как-то очень щепетилен в этом отношении. Я это знаю, поскольку, встречаясь на телевидении, мы об этом говорили.
Однажды я вышла из своего дома, дошла до Садовой улицы и пошла вдоль по ней. Было солнце, свежее утро и холодная майская прохлада. Шла я на троллейбус, в котором езжу в театр. И вдруг встречаю на этой остановке Олега и говорю:
— Ой… Здравствуй!
— Здравствуй…
Он спросил:
— Куда ты?
— Я в театр, а ты куда?
— А я иду к Высоцкому.
Я говорю:
— На какой предмет?!
— Мы будем пить. Мы вот так вот сядем и начнем.
Я как-то опешила, потому что знала все эти истории, все эти дела… и сказала:
— Да? Вот так… просто?..
— Да, вот так просто. Вот сейчас с утра и начнем.
Так мы с ним и расстались.
Был май 1980 года. Это была наша последняя встреча. Последний раз, когда я его видела…
Человек умер в тридцать девять лет и так много сделал. И был, конечно, удивительным артистом. По-моему, он надолго останется в памяти зрителей. Вот Мэрилин Монро… Посмотришь ее в кино — у нее такая святая вера в то, что она делает, такое наивное ощущение праздника, который всегда с ней… Она еще долго останется первой «секс-бомбой» мира. Мне кажется, Олег был таким же артистом. Всю его короткую жизнь от него было вот это ощущение праздника, который всегда с тобой. И он находился в этом состоянии и перед зрителями, и перед камерой, и на сцене.
