После встречи 6–7 мая в Милане Риббентроп и Чиано объявили о предстоящем заключении двустороннего договора с целью согласованного ведения политики в Европе. Утром 13 мая Риббентроп принял Осима и сделал ему последнее дружеское предупреждение, что «германское и итальянское правительства намерены без каких-либо изменений продолжать свою прежнюю политическую линию в отношении Японии» и что «трехсторонним переговорам Берлин — Рим — Токио подписание германо-итальянского союзнического пакта не нанесет никакого ущерба», но «ни от германского, ни от итальянского правительства не зависит тот факт, что заключение тройственного пакта так затянулось». Он даже подсказал собеседнику выход: «Германское и итальянское правительства высказывают настоятельное пожелание, чтобы японское правительство в скором времени приняло свое окончательное решение, с тем чтобы можно было тайно парафировать тройственный пакт одновременно с подписанием германо-итальянского пакта» (11). Счет шел на дни: подписание было назначено на 22 мая. Риббентроп настаивал на участии Японии, но не собирался откладывать пакт с Италией. Чиано заметил, что считает эти попытки бессмысленными: «Японцы не примут за шесть дней решение, которое они не могут принять шесть месяцев».
22 мая в Берлине министры подписали договор о дружбе («Стальной пакт»), предписывавший сторонам: «Согласовывать свои позиции по всем вопросам, касающимся их взаимных интересов или общего положения в Европе» (статья 1); в случае «угрозы извне» проводить «консультации о мерах, которые необходимо будет предпринять для соблюдения своих интересов» и оказывать «полную политическую и дипломатическую поддержку с целью устранения этой угрозы» (статья 2); поддерживать партнера «всеми своими военными силами на суше, на море и в воздухе» в случае «военного конфликта с другой державой или с другими державами» (статья 3); «углублять свое сотрудничество в военной области и в области военной экономики» (статья 4); «в случае совместного ведения войны заключить перемирие или мир лишь в полном согласии друг с другом» (статья 5); «сохранить отношения… с дружественным им державами… в будущем и совместно соответствующим образом учитывать интересы, связывающие их с этими державами» (статья 6). Договор заключался на десять лет и вступал в силу немедленно после подписания (12).
Теперь Муссолини занимало другое — как остаться в стороне от европейской войны. 30 мая он подготовил меморандум для Гитлера о том, что война неизбежна, но «Италия нуждается в подготовке., до конца 1942 г.» и «не желает преждевременно начинать войну европейского характера». Дуче назвал свою политику нон беллиджеранца, «неучастие в войне»; аналогичную формулу (мукайню) применило и японское правительство в сентябре 1939 г. Советские историки отмечали, что это «не имеет ничего общего с нейтралитетом», но то же самое можно сказать о политике США в отношении войны в Европе в 1939–1941 гг., когда они явно поддерживали одну сторону (13).
