Переговоры протекали полуконспиративно. Осенью 1935 г. Риббентроп представил Осима Гитлеру. С этого времени они встречались неоднократно и достигли взаимопонимания и взаимного доверия. Осима надеялся на заключение военного союза против СССР, но не мог рассчитывать на такой результат, не имея необходимых полномочий и не будучи уверен в том, что его поддержит консервативная элита Токио. Риббентроп, не считавший СССР единственным противником, хотел сделать будущий пакт идеологическим и потому открытым для других стран, видя в его расширении залог продвижения к вожделенному креслу министра иностранных дел.
Слухи о переговорах и даже об их успешном завершении опережали события. Дневник антинацистски настроенного американского посла в Берлине Уильяма Додда — источник популярный, но ненадежный ввиду обилия в нем сомнительных сведений и просто дезинформации — сообщает о заключении японско-германского пакта 25 марта, 26 мая, 29 мая, 25 июня, 11 июля 1935 г. и 29 февраля 1936 г. Среди его «информаторов» английский посол Эрик Фиппс и его советский коллега Яков Суриц (6). Не берусь утверждать, была ли дезинформация случайной или намеренной, но и Лондон, и Москва были неплохо информированы о переговорах, используя эти сведения в соответствии с собственными политическими расчетами. В советской разведке эту работу осуществляли Рихард Зорге, получавший информацию от германского военного атташе в Токио Ой-гена Отта, и резидент НКВД в Нидерландах, позднее шеф европейской резидентуры НКВД, Вальтер Кривицкий.
Заявления и «утечки информации» на эту тему нервировали японское правительство. Бывший министр иностранных дел Хирота Коки, неожиданно для самого себя возглавивший кабинет после февральского военного мятежа 1936 г., считал главными задачами обеспечение экспансии на континенте и благожелательного нейтралитета Великобритании, США и СССР. Перспективу готовящегося альянса он воспринял без энтузиазма, не видя реальных выгод, но зато представляя себе дальнейшее осложнение отношений с атлантистскими державами и с Москвой. Министр иностранных дел Арита стремился не портить отношения с военными кругами и отнесся к идее сближения положительно, но выступил против военного союза с конкретными взаимными обязательствами. Он предпочел бы заключить половинчатое соглашение, подписанное не густой, а «разведенной тушью»: такая подпись тоже имеет силу, но ее при необходимости можно стереть. Оба руководствовались не столько симпатией к Германии, сколько страхом перед СССР и усугублением международной изоляции и не хотели связывать Японию обязательствами военного характера (7).
