Риббентропу ничего этого не досталось. Бывшие подчиненные, начиная с его заместителя фон Вайцзеккера, ставили бывшему шефу каждое лыко в строку уже во время Нюрнбергского процесса, на что он горько жаловался в тюремных записях. «Если сегодня эти господа подвизаются в качестве „свидетелей“ против меня, то с человеческой точки зрения это печально. Годами сотрудничая со мной, они показывали совершенно иное лицо. Но в обстановке сегодняшнего психоза возможна ведь любая смена взглядов, и при бесхарактерности многих, слишком многих людей меня это уже не удивляет. Уверен, что Обвинение при некотором нажиме сможет получить почти от каждого сотрудника министерства иностранных дел любые показания против меня, какие только оно захочет».
«Многие, слишком многие» не любили рейхсминистра и когда он был в зените славы. В министерстве, которое и при нацистах во многом сохраняло чопорно-аристократический характер, его считали плебеем и выскочкой, не забывая, что он «торговец шампанским», имевший не слишком много прав на аристократическую приставку «фон» (в 33 года усыновлен бездетной теткой). Деятельность «бюро Риббентропа» вызывала постоянное раздражение кадровых дипломатов, не понимавших, зачем надо дублировать их работу, и недовольных тем влиянием, которые имели на фюрера «конкуренты». «Старые партийные товарищи», ветераны кулачных боев с коммунистами в двадцатые годы, видели в Риббентропе «буржуя» и «примазавшегося»: он вступил в партию только после первой встречи с Гитлером в августе 1932 г. К тому же «специалистов» по внешней политике среди нацистских бонз хватало и без него: на особую роль в дипломатии претендовали «светский лев» Геринг, «пиарщик» Геббельс, глава внешнеполитического отдела НСДАП Розенберг, шеф зарубежных организаций партии гауляйтер Боле и даже глава Трудового фронта («упорядоченных» профсоюзов рейха) Лей.
Со страниц послевоенных воспоминаний германских и иностранных дипломатов, даже самых объективных, Риббентроп предстает человеком неумным, малообразованным, самодовольным, напыщенным, порой грубым и совсем уж не разбирающимся в политике. На него возлагается вся ответственность за подчинение МИД нацистскому диктату и, разумеется, за все ошибки дипломатии рейха. Совсем как у генералов и фельдмаршалов вермахта: все победы благодаря нашим талантам, все ошибки из-за «идиота Гитлера».
Трудно не верить трогательному единодушию осведомленных мемуаристов. Кому как не им знать правду?! Однако чем больше читаешь их книги, тем больше вопросов остается: а где же вы сами были? Почему не возражали? Почему не пытались переубедить шефа, который имел склонность поддаваться чужому влиянию? Почему продолжали служить и не только не отказывались от карьеры и причитающихся благ, но еще и интриговали ради новых постов и наград? Понятно, что вопросы эти риторические. Дипломаты предпочитали брюзжать в имениях и аристократических клубах, плести заговоры вместе с недовольными из армейских кругов, а иные вступали в тайные контакты с иностранными разведками, что, заметим, является государственной изменой. В одном можно безусловно согласиться и с Риббентропом, и с его обличителями — подбирать себе надежных сотрудников рейхсминистр так и не научился.
