Сталин и Гото встречались дважды — 7 и 14 января. Первая беседа началась с прямого и, надо полагать, вполне откровенного обмена мнениями. Гото сказал, что Китай находится в хаосе и оставлять его в этом положении крайне опасно. Сталин ответил, что решение китайской проблемы затруднено по трем причинам. Во-первых, отсутствие единой центральной власти; во-вторых, вмешательство иностранных держав в китайские дела без должного знания и понимания внутриполитической обстановки и местных особенностей; в-третьих, возможность усиления в Китае — в условиях постоянного давления извне — ксенофобских и изоляционистских настроений. Согласившись с собеседником, Гото вернулся к своей излюбленной мысли, что поддержание мира на Востоке зависит от сотрудничества СССР и Японии, а в перспективе — и Китая. «Значит, вы хотите, — переспросил Сталин, — чтобы Россия ничего не предпринимала в Китае, не посоветовавшись с Японией? Таково желание Японии?» Гото поспешил заверить, что это не так, но именно слаженность действий двух стран является залогом успешного поддержания мира и стабильности.
Согласившись в принципе с идеей японско-советских консультаций по китайским проблемам, Сталин спросил, что его гость считает нужным для их успеха. Гото начал с того, что японская дипломатия до сих пор в значительной степени ориентируется на США и Великобританию, но понимание необходимости проведения независимой внешней политики усиливается. Партнерство с Россией и Китаем стало бы проявлением ее независимости. Однако он снова выразил опасения относительно возможной «большевизации» Китая в результате деятельности Коминтерна, сделав вежливую оговорку, что понимает различие между этой организацией и советским правительством и что сам он Коминтерна не боится, но многие в Японии боятся. Сталин парировал, что Коминтерн существует девять лет, а нестабильность в мире возникла куда раньше. Далее разговор зашел о Маньчжурии и ее диктаторе Чжан Цзолине, в отрицательном отношении к которому собеседники сошлись полностью.
Для нас особый интерес представляет беседа Гото с германским послом в Москве графом Ульрихом Брокдорфом-Ранцау, последовательным сторонником германско-российской дружбы и символом «рапалльского этапа» отношений двух стран[5]. Как запись их беседы попала в Наркоминдел, я не знаю. Но попала и была, без сомнения, внимательно прочитана всеми, кому следует (20).
Свою главную задачу Гото видел в том, чтобы «почти неразрешимую китайскую проблему довести, по крайней мере, до некоторой стабилизации. Именно поэтому он так интенсивно работает в интересах достижения японско-русского соглашения, а также сотрудничества со стороны Германии; в этой комбинации он видит средство к разрешению проблемы». Однако собеседники сошлись на том, что «идея японско-русско-германского союза принадлежит прошлому». Скептически настроенный Ранцау прерывал исторические экскурсы Гото конкретными вопросами о путях нормализации советско-японских отношений и о возможной роли Берлина в дальневосточной политике, которая на тот момент была сравнительно невелика: германские советники лишь недавно появились в армии Чан Кайши, а отношения с Японией не выходили за рамки дипломатического протокола. Не более чем обменом любезностями осталась и эта беседа двух пожилых сановников.
