Дочь одного бедного семейства, которое пользовалось за нее-же милостями Сбигора-Свида, после смерти жены его, была избрана в подруги Клавдиане. Она была опытных лет. Хитрая и исполненная расчетливого ума, она знала свои выгоды, поняла мысль честолюбивого старика, и избрала для действий своих мечтательную цель его; ибо надежда играть в будущности значительную роль при дворе, обольщала и её самолюбие.
Таким образом отец и подруга, питали душу Клавдианы высокими, мыслями о красоте и собственных достоинствах; они успели в своих замыслах. Не зная еще Иоанна, она уже любила его; не понимая, что такое власть, она смотрела уже на всех мужчин, как на достойных единственно, снисходительного, ласкового взора; а на женщин, как на будущих своих послушниц. Подобное чувство самонадеянной гордости обыкновенно отмщается общим презрением; но молодость и необыкновенная красота были еще сильными защитниками её, против языка зависти и против мщения обиженного самолюбия.
Много было искателей её сердца; но оно было неприступно, как небо для дерзких Титанов. Многие искали её руки, и между прочими первостепенный Лер, посланник Колумбийский, но Сбигор-Свид ожидал приезда Иоанна, и потому дочь его для всех женихов была слишком еще молода.
Иоанн возвратился из путешествия, богатый царским богатством.
С возвращением Властителя, вся столица ожила, все пришло в движение, как в природе, когда она радуется возвращению Мая и Оры[1]. Сбигор-Свид, озабоченный своею мыслию, считал уже присутствие свое во дворце государственною необходимостью. В сборной палате, в толпе придворных, прежняя гордость и важность его воскресли.
Он совершенно переменился; ходил как углубленный в размышление, от которого зависит постоянное течение вселенной, и молча, иногда, взглядывал равнодушно на всех, и удостаивал незаметным наклонением головы: тех только, которых почитал людьми для себя необходимыми.
Постоянные посетители дворцовой сборной палаты невольно заметили перемену в бывшем первом верховном совещателе, и хотели отгадать причину её; люди сильные, стоявшие на гранитных основаниях, мало обратили на это внимания, и кончили замечания свои смехом; но те, которые были при дворе на шатком подножии, стали беспокойно всматриваться в таинственную наружность вельможи. По их мнению, только тот мог носить на лицо своем самонадеянность и гордость, кто уже пользуется и особенным расположением, и полною доверенностью Властителя.
