— В эти дни, — говорил он, — человек исполнен ужасом и ненавистью ко всему. Его ум, чувства и ощущения его, противоречат ему во всем. Понятия его не могут отделить добра от зла; и эта невозможность томит, мучит его. Но время дня, он видит присутствие ночи; в мраке, тревожат его видения светлые как день. То считает он повсюду лишним самого себя; то весь видимый мир кажется ему лишним и возмущающим беседу его с самим собою. То гонит он настоящее время, как несносную скуку, как препятствие, задерживающее соединение его с счастием; то дорожит каждым мгновением, как благом о котором в последствии он будет жалеть, и которого ничто уже не заменит ему. Дух его ищет во всем тишины и согласия, а сам он в постоянной борьбе с обстоятельствами и мнениями.
Вот в каком положении теперь Иоанн; шарлатан может обратить болезнь его в исступление; и тогда нет спасения и для нас: душа, алчущая теперь огорчений и печали, тогда будет алкать крови!
Последние слова придворный Доктор произнес так, что ужас обнял всех внимавших ему, и всем представились уже исступленный Иоанн и казни.
Мысль сия, родившаяся в одной голове, заразила всех, и как язва разнеслась до Босфорании.
Увлеченные общим ужасом, Верховный Попечитель просвещения и Правитель внутренних государственных дел, невольно подтверждали уже страшные понятия о непонятных словах, о суровом голосе и о пламенеющих очах Иоанна.
После подобных рассказов первых сановников, приближенных к Царю и любимых им, не оставалось ни малейшего уже сомнения, что черная немочь овладела Иоанном, и что должно ожидать последствий самых ужасных.
Какое-то уныние распространилось по городу; улицы опустели, живость общего движения исчезла; рассказы о событиях последних дней переходили из уст в уста, плодились и росли, как волшебные чудовища.
Почти искорененные временем и образованием, понятий, предрассудки, как будто ожили снова в народе.
Доктора Эмуна, неизвестно от куда приехавшего и внезапно призванного к Иоанну, считали нечистым духом, домовым чертогов. Про него рассказывали чудеса. Природное безобразие его украсилось вымыслами устрашённого воображения.
Появившаяся на восточном небе комета, также не могла пройти без того, чтоб не иметь влияния на государственные дела. Спорить против этого, и опровергать зависимость земных событий, от комет, стало считаться противоречием здравому рассудку; подобное мнение согласно было с Зиакозмом насмешливого Абдерита, который веря совокуплению атомов, плавающих в пустоте вселенной и рождению от них четырех стихий, сказал:
