MMMCDXLVIII год | страница 31



* * *

Когда Властитель Иоанн разбил Флот Эола и взял в плен всех крылатых нимф его, Цитера, насиженное гнездо Пиратов, было забыто. Как Феникс, Нереиды возродились снова. Имя Эола снова загремело на морях, но Иоанн был уже за морем, как выражались жители холодных степей и лесов; он путешествовал, а без него никто не решился на подвиг, который мог бы снова возвратить свободу морям и спокойствие берегам их.

Хотя остров Цитера в новые времена не столь уже был привлекателен, как в те времена, когда корабль Арго, построенный из лесов Додоны, приставал к нему, но нельзя было бы не отдать справедливости тому, кто выбрал сей остров для надежного прибежища и спокойного местопребывания. Остров был неприступен, как небо для нераскаянного грешника. Клятва Эола, что он обратит весь остров в Вулкан, если законная сила овладеет им, подкрепляла общее мнение, что подземелья острова наполнены пороховыми бочками, а пристань защищена как Олимп от нападений Тифона.

Широкая равнина простиралась от набережного возвышения до ската гор, усеянного холмами, покрытыми кустарником, плодоносными деревами и изредка высокими тополями. За деревьями были видны строения, как загородные дома в садах роскошной Смирны. За крайним возвышенным холмом, в выдавшейся скале, был грот, называвшийся гротом Царицы. Над скалою, озиравшею весь остров, была укрепленная башня, в раде тех, которые Вобан поместил в первую свою систему укреплений; она служила маяком во время ночи и сторожевым оком во время дня, чтоб на остров не залетели чужие птицы.

На третий год после несчастного побоища близ Олинта, в начале весны, Эол отправил всех Нимф своих искать приключений и добычи к южным берегам Средиземного моря и в Восточный Океан, а сам пустился, по выражению его, собирать слухи.

Остров опустел; остались только сторожевые, и семейства пиратов, которые хотя были врагами законов, власти освященной и блага общего, но имели также свои обязанности и в своем кругу также понимали и испытывали чувства сродные человеку. Они знали дружбу, любовь, сожаление и родство; но сии священные зависимости были для них мгновенны; ибо беспокойный дух, как, большой страдалец, искал только средств к утолению боли, а не к возращению прочного здоровья.

Подле крайнего холма, почти под навесом скалы, где был грот Царицы, осененный деревами и кустарником, стоял дом Эола; в нем жила старая женщина, которую почитали матерью Эола; восьмилетняя девочка, которою называли его Дочерью, и девушка шестнадцати лет, с задумчивой наружностью и иногда с слезами во взорах.