Меня выдвинули на Премию Международного Пенклуба, Пушкинскую Царскосельскую премию, которой я удостоился. Меня искали корреспонденты СИ-ЭН-ЭН, но не нашли, и объявили, что я один из лучших поэтов века. Казалось, моя литературная дорожка ведет меня к известности, к славе.
Но в 2000 году благодаря неблагоприятному стечению личных обстоятельств мне пришлось вернуться в Москву, где меня дожидались разозленные «комитетчики». Они немедленно запретили Леониду Гайдаю и Владимиру Наумову снимать фильм по моей повести «Яблоки горят зеленым» и строго не рекомендовали издателям печатать мои сочинения.
Начинавшееся было сотрудничество обрывалось без объяснения истинных причин. Более десяти лет мне не давали ничего издать. Только в 2012 году в петербургском издательстве «Реноме» вышла моя повесть «Ingenfors», что на каком-то из скандинавских языков означает «Невозможность».
Да еще в прошлом году[1] благодаря Издательскому Дому «Сказочная дорога» увидели свет пресловутые «Яблоки…», приправленные вызывающими хулиганскими рассказами.
Обитая в Петербурге, я то уезжал в Москву, то возвращался, то снова отсутствовал по нескольку месяцев.
Поехал навестить маму. В Москве я купил почти новый «запорожец» и мучительно его на холоде ремонтировал, таская баллоны с кислородом и ацетиленом.
Но все же я привел его в порядок и добрался на нем до Питера. Все это потребовало неимоверного труда и непривычной для меня водки. И со мной случился первый инфаркт. В больнице ко мне подошел мой врач с каким-то господином и сказал, что его спутник – француз, изобрел новейшее лекарство, и предложил мне его испытать на себе. Я согласился – и начал выздоравливать.
После больницы я кое-как пришел в себя. Было 14 апреля. Мой друг Володя Марков, прежде – главный художник Лениздата, в этот день помог мне поставить на учет машину.
Оттуда поехали в типографию ЦГОЛИФК-а, которой Володя руководил. К слову, он в своей типографии и напечатал мою первую книжку.
Пока Владимир занимался делами, я разглядывал газеты объявлений знакомств. У Володи не ладилось с женой, и он покупал эту требуху. Я обратил внимание на одно объявление. Писала девочка-старшеклассница, рассчитывая спастись с помощью объявления от одиночества. Я вырвал это объявление и спрятал. В моей жизни перспектив оставалось маловато, и тоска уже топталась у моих дверей.
Я уехал в Москву. В Москве у меня была своеобразная нора. Там мне всегда была рада мама, которая за меня пошла бы на что угодно. Мне было бы там идеально, если бы я любил Москву. Но, кроме нескольких улочек и переулков, этот город меня отталкивал. Он очень изменился со времени моего детства и мало что мог вызвать в душе, кроме отвращения. Впрочем, не помню когда, неожиданно в мамину квартиру позвонил Володя Высоцкий и предложил мне погулять, почитать стихи.
