Со мной связался следователь отдела, который занимался этим делом, попросил зайти в участок и поинтересовался, каким образом меня можно было бы привлечь к расследованию. Надо сказать, я была польщена и взволнована, потому что подобные вещи случаются нечасто и мы, исследователи, не всегда можем быть полезны тем, кому хотели бы помочь. Однако все это на самом деле происходило со мной: следователь интересовался моими исследованиями.
«Нам нужен кто-то, кто поможет нам поймать этих монстров», – сказал он.
«Этих подозреваемых», – поправила я его.
В мире, где ради поимки плохих парней человек просыпается по утрам, чтобы каждодневно разбираться с необычайно сложными людьми и ситуациями, говорить о «монстрах» в принципе резонно. Конечно, они хотят поймать монстров. Но существуют ситуации, когда совсем не понятно, кто тут плохие парни, а кто нет и есть ли они вообще.
И это была одна из таких ситуаций. Подавляющее большинство привлеченных к делу лиц утверждали, что ничего плохого с ними не случилось, по крайней мере, ничего, что выходило бы за границы дозволенных мер наказания, которые было разрешено использовать учителям в то время, а в то время было вполне законным применять телесные наказания в качестве воспитательной меры. Лишь немногие из бывших учеников утверждали, будто помнят отдельные кусочки и моменты необычных конфликтных ситуаций. Но со временем эти отдельные кусочки и моменты очень изменились и обросли новыми подробностями, что делало и без того непростое дело еще более запутанным.
Однако я не теряла надежды и, вооружившись ручкой и блокнотом, отправилась на поиски истины, решив определить, кто что кому сказал и когда. То, что дело выглядит запутанным, а воспоминания и описания, на первый взгляд, кажутся противоречивыми, еще не значит, что расследование нужно прикрыть. Это означает лишь одно – люди должны понимать, что имеют дело не с фактами, а с доводами и заявлениями. Только в том случае, если существует слишком много настораживающих противоречий и следствием не найдено достаточное количество дополнительных доказательств, объективно подкрепляющих обвинение, мы действительно можем усомниться в правдивости показаний и говорить о том, что дело, возможно, основано на ложных заявлениях или воспоминаниях.
Процесс, о котором я сейчас рассказываю, еще не завершен, и, должно быть, потребуются годы, чтобы выяснить, правдивы ли показания, данные фигурантами дела. А пока существует ряд противоречий, включая показания потерпевших, значительным образом изменившиеся по прошествии времени, и утверждения большинства бывших учеников о том, что ничего из того, в чем обвиняются подозреваемые, никогда не было. Такие показания вкупе с недостаточным количеством подтверждающих доказательств лишь усложняют и без того непростое расследование. Как бы то ни было, в подобных ситуациях полиции необходимо как минимум признать, что все мы можем стать жертвой неадекватного восприятия действительности, и не зацикливаться на мысли о том, что
