Мы уже сели за вечерний чай. Пастор Том, свеженький как огурчик после сна и душа, расхваливал горячие булочки, которые Мэри испекла для него. Сидим мы втроем, судачим о том о сем и удивляемся — что же это случилось с мистером Сприггом, как вдруг появляется Янки Делвар и говорит, что у Корни произошла драка, что его лачуга сгорела дотла, и не знаем ли мы, откуда там взялся пьяный в стельку поп.
Преподобный Том тут же вскочил и бросился выручать своего собрата. Янки и Эд Флетчер помогли ему доставить сюда преподобного Спригга и уложить его в постель. Ну и видик был у боевого воробья! Ноги его не держали. Шляпу он потерял. Лоб у него был раскроен, воротничок его и чесучовые брюки были все вымазаны в крови и грязи. Ну и, конечно, все в Далеком видели, как его волокли от Корни, а уж, кроме него, ни для кого не было секретом, что представляла собой «Миссия миссис Гранди».
И крестины и свадьба должны были происходить вон под тем эвкалиптом, на середине дороги. Матери с младенцами на руках, мужчины, женщины и дети со всех соседних приисков стояли, ожидая начала службы, но как только пастор Том в белом одеянии, со святой водой в серебряной чаше и; всем прочим в руках направился к дереву, поднялся пыльный смерч, плотный, как стена, и все бросились в наш дом. Можно было подумать, что вся пустая порода поднялась в воздух. Глаз нельзя было открыть из-за песка и гальки. Говорят, что старик Хонибан нашел после у себя в ушах два самородка. Потом грянул гром, засверкали молнии, и дождь хлынул как из ведра.
«Вот так штука, — говорит пастор Том. — Как же быть? Я приехал крестить новорожденных, но в такую погоду их можно только утопить под открытым небом. Не устроишь ли ты нас у тебя в буфете, Мик?»
«Ясное дело, устраивайтесь, — говорю я. — Отец Мак-Нейл как-то раз уже устраивал здесь исповедальню!»
В два счета мы расставили в зале стулья, а стол пододвинули к стене, чтобы пастору было где расположиться с чашей и книгами. Мэри принесла вазу с цветами из столовой, где уже был накрыт стол для свадебного пира. Со стены нашей спальни мы сняли большую картину, изображающую святое семейство, и повесили ее над головой пастора Тома. И стал наш буфет не хуже любой порядочной часовни, — только в спешке мы забыли убрать старый календарь, да мой карабин так и остался висеть, как какой-нибудь святой заступник, рядом со святым семейством.
Когда в зал вошли все матери с младенцами, вся молодежь, все рабочие и старатели с приисков Уампа и Соленых озер, народу набилось столько, что мужчинам пришлось стоять по двое и по трое в ряд.
