А теперь пригодилось бы! Вот только трудно купить новые сети. Трудно сколотить на лодку, хоть и считалось, что их продают дешево — особенно если кто справлял себе новую, а старую хотел сбыть.
Иной раз его тянуло к реке, — ведь сколько лет он жил ею. Вода была благодарнее, чем земля. Ее не приходилось ни обрабатывать, ни кормить, в нее не надо было бросать зерно, которое не хотело всходить. Рыба множилась и росла сама, без участия человеческих рук, хотя, правда, и ее становилось все меньше. Уже не попадались такие щуки и угри, как в его молодые годы, когда стоило раз поставить вентерь, раз закинуть сети, чтобы привезти домой без малого полную лодку. Но все же рыба еще была и как-никак кормила деревню.
А он польстился на землю — не на землю, на чистый, голый бесплодный песок.
Матус со злостью пнул ногой сухой ком, лежащий на краю поля, и медленно пошел к избе. Ему не хотелось возвращаться к бабьим причитаниям, к слезливым жалобам. Хотя и удивляться тут было нечему, — человек не каменный: когда приходило новое несчастье, уже трудно было выдержать. А несчастье надвигалось — верное и неизбежное. Баба еще могла обманывать себя, но у Матуса не оставалось никаких сомнений. Свиньи не ели уже третий день. Матусиха с замирающим сердцем присаживалась на корточки у порога хлева и смотрела. Они лежали обе на боку, жирные, откормленные, и мутнеющими глазами вяло водили по стенам хлева.
— Молока им дать, что ли? — мрачно сказал Матус, на миг перестав рубить дрова.
— Молока…
Агнешка на мгновение задумалась. Наконец, решительно поднялась на ноги.
— Сбегаю к старостихе. Буду полоть лен, отработаю.
Вскоре она прибежала с кувшином молока.
— Дала. Уж там какая она ни есть, а все не злая баба.
— Да ведь ты отработаешь, — пробормотал Матус.
— Понятно, отработаю! Но все равно она не скупая, всегда даст, не то, что другие.
Она засуетилась вокруг свиней. Налила в черепок молоко. Как раз в это время из избы выполз заспанный Владек. Он засунул пальцы в рот и удивленно смотрел на происходящее.
— Молоко?
— А ты тут не путайся под ногами! Молоко для свинок, потому что они есть не хотят, понимаешь?
Он замолчал. Стоял в своей короткой рубашонке и смотрел, как мать подставляет черепок прямо к свиным рылам. Та, что поменьше, чуть приподнялась и понюхала.
— Пьет! Пьет!
— Э, куда там, пьет!
— Подожди, вот осмотрится и выпьет…
Но свиньи не обращали внимания и на молоко. Они лежали неподвижно и время от времени тихонько стонали. У Агнешки сердце разрывалось.
