Далеко на севере. Студеное море. Аттестат | страница 12



Читаю зеленую книжку и, к сожалению, далеко не иго в ней понимаю.

Шура делает такой вид, как будто ему все ясно, а на самом деле ничего ему не ясно, и вообще нам с ним следует забыть, что мы медики. Какие мы медики!

А поезд все еще идет на север. Но чаще стоит на станциях и полустанках.

Нас не бомбят после того раза.

ВТОРНИК

Навстречу нам идут поезда, в которых везут раненых. Это совсем не такие поезда, к каким я привыкла по плакатам и картинкам за последнее время. Это тяжело груженные поезда с измученным персоналом, с уставшими от передвижений ранеными, с прицепленными теплушками, и далеко не все вагоны кригеровские, как я представляла себе раньше.

Я отправила две открытки — маме и Борису. Борису написала массу гадостей, а маме все, что полагается писать маме, — жива, здорова, в полной безопасности, буду всегда в глубоком тылу — это решено.

Мы приехали.

И сразу же вместо ожидаемых мною величественных подвигов вот что: подходит будущая операционная сестра — толстая Анна Марковна — и неприятным голосом заверяет:

— Интересные новости. Пока что мы не собираемся разворачиваться. Мы тут немного, а может быть, и много поспим. И я вам, девочки, не завидую…

— Почему?

У Анны Марковны таинственное выражение лица.

— Скоро узнаете.

Она ложится на свою полку, курит, пускает дым через ноздри и вздыхает. Мы — я и мои товарки Капа, Тася и Варя — выходим из вагонов узнавать. Никто ничего не знает.

Черный, тяжелый дым стелется на горизонте, там что-то взрывается, ухает, точно стонет. Там пожар, вызванный бомбежкой. От каждого взрыва мои девушки вздрагивают, да и мне тоже не но себе. Иногда далеко в небе что-то гудит, тогда вес смотрят вверх и прислушиваются.

— Опять полетел, — говорит Тася и зябко ежится.

— Страху-то, страху… шепчет Капа.

А Варя молчит и только бледнеет так, что голубые её глаза кажутся темными.

— От дыма, который несет к нам, от запаха гари трудно дышать, першит в горле, поет голова.

Тут мы прощаемся с Рудневым. Он выходит из вагона в шинели, в фуражке, с солдатском мешком за плечами. Узкий рот его крепко сжат, под тонкой розовой кожей возле уха ходит желвак. Ему жарко в шинели, лоб покрылся мелкими каплями пота. Пистолет не очень ловко висит у него на боку.

— До свидания, девушки, — говорит доктор Руднев.

— Куда вы?

Он коротко отвечает:

— Пора! Больше я не могу ждать.

— Но куда же вы?

Руднев рукой показывает вот туда, по шпалам, туда, где пожары, туда, откуда тянет дымом, туда, где падают бомбы.