– А что?
– Не похожи.
– У нас отцы разные.
И матери, мой милый. Но тебе это знать не обязательно.
Вспоминаю, как бежали вчера с Лёником под ливнем. Вымокли как собаки. Вернулись, а горячую воду отключили, душа нет. Грелись феном.
– Сегодня уезжаете?
Киваю.
– Лена…
– Что?
На озере волны. Кусты облепихи, катамаран на цепи качается.
«Чем там кончилось, Лёнь? Ну, скажи, чем?»
Льет дождь. Лежим. Лёнька рядом, с мокрой головой. Мама с папой в фойе, там телевизор, взрослые.
«Лёнечка, ну что там было? Ты всегда расскажешь до интересного и бросаешь!»
«Потому что ты дурацкие вопросы задаешь».
«Какие я дурацкие вопросы?»
«На балконе».
На балконе мы были недолго. Лёник сказал, что должен постоять под дождем. Я попросилась с ним. Было темно, мокро и щекотно, дождь был теплым. Что я его спросила? Ничего не спросила. Один вопрос задала, и все. Специально выдумывает, чтобы не рассказывать.
«Лёнь, ну что там эта вампира сделала?»
«Ничего».
«Совсем? Она больше не выходила из двери? Так и сидела до пенсии, да?»
Лёник хмыкает, но молчит.
«А я знаю, – подвигаясь к нему, – она исправилась. Исправилась?»
«Вампиры не могут исправиться, – говорит Лёник, берет мою руку и притягивает к своей голове. – Потрогай, мокрая еще?»
«Мокрая. А почему не могут исправиться? Они что… Они как фашисты, да?»
«Они хуже! – Лёник вытирает голову. – Фашисты никогда не бывают бессмертными. Вообще! Сбросить на них бомбу, и все. И танками, и пулеметами их: та-та-та! Ложись!»
Хватает подушку, швыряет в меня.
Ах, так! Ну, держись…
«Чур, я за красных!» – бросаю подушку обратно.
«Вы – за красных обезьян! А мы за красных офицеров! Ба-бах!»
«Ай, отпусти! Ну больно!»
«А ты… не щекотайся! Глупая красная обезьяна… ты… нарушаешь правила!»
Мы барахтаемся на ковре.
Лицо Лёника становится серьезным.
Поднимается, садится на кровать:
«Ладно… Ложись и слушай, только молча… Вампира, она тогда…»
Я быстро ложусь и крепко закрываю глаза, чтобы было страшнее. Натягиваю одеяло.
«Вампира… она там сидела, за дверью. Ей хотелось крови… Ей так хотелось крови! И она скрежетала своими острыми зубами. А слуга уже ложился спать. И тут…»
Нет, с закрытыми слишком страшно. И дышать под одеялом неудобно.
«И тут из спальни выбежала маленькая-маленькая девочка!»
«Кто?!»
«Дочка слуги».
«Ой, зачем?! В туалет, да? Вот дура! Не могла потерпеть!»
«Нет, она не могла».
«А я бы дотерпела. Нужно волю в себе воспитывать».
«А она не могла, понятно? И вообще, она была маленькая, поэтому выбежала… И нечаянно задела ключ!»
