Перед уходом он разбудил жену и дочь.
Анканау вскочила с кровати и принялась делать утреннюю гимнастику. Она прыгала на прохладном деревянном полу, когда из кухни в комнату заглянула встревоженная мать:
— Что-то тут трясётся? Чайные чашки звякают…
Она удивлённо уставилась на дочь.
— Физкультуру делаешь?
Анканау молча кивнула, продолжая подпрыгивать.
— Она тебе не надоела в интернате?
— Что ты, мама, говоришь? Гимнастику надо делать каждый день. Я тебя ещё, как председателя Совета, заставлю помочь оборудовать у нас в селении спортплощадку.
— Ладно, умывайся, иди чай пить.
Из дому вышли вместе. Шагали рядом — мать и дочь, и каждый встречный почтительно здоровался с ними. По всему селению уже разнеслась новость, что дочка охотника Чейвына не пожелала учиться дальше и вернулась в родительский дом. Одни при этом осуждающе качали головой, другие завистливо отмечали, что велика радость, когда родное дитя дома. Ведь они и так мало бывают с родителями. Чуть только появились на свет — в детские ясли, потом в садик, в интернат… А если в селе начальная школа, то старших видишь только в зимние каникулы — летом они едут в пионерский лагерь… Всё же лучше, когда в доме звучит молодой голос.
Сельский Совет и правление колхоза «Охотник» находились напротив. Рультына остановилась и вопросительно посмотрела на дочь.
— Может быть, мне пойти с тобой?
— Не надо, ымэм, — ответила Анканау. — Я пойду одна.
— Ладно, иди, — вздохнула Рультына.
Она стояла на улице до тех пор, пока дочь не скрылась за дверьми правления.
В комнате, примыкавшей к председательскому кабинету, толпились женщины и строители. Бригадиры громко разговаривали, назначая людей на рабочие места.
Когда Анканау вошла, многие женщины притихли и уставились на неё. Сдержанный шёпот пронёсся по комнате.
— Какая красавица! — тихо произнёс кто-то из плотников.
— Чейвына дочка, — шепнула женщина с большим, остро отточенным пекулем в руках.
— Должно быть, в правлении будет сидеть, — предположила полная женщина с татуировкой на носу.
Анканау молча прошла сквозь толпу в кабинет.
За столом в непромокаемой куртке с жирными пятнами сидел Василий Иванович Каанто, председатель колхоза. Он разглядывал большой лист бумаги, испещрённый синими линиями. Напротив него, перегнувшись через стол, стоял бригадир строителей Миша Ачивантин в ватнике, заляпанном масляной краской.
— Я занят! — крикнул Василий Иванович, не поднимая головы.
— Ничего, я подожду, — скромно сказала Анканау.
