Иисус милосердный, по-моему, я схожу с ума.
Он поднялся, прижимая руки к груди. Та штука, которую он видел раньше, вдалеке, была почти перед ним. Так близко… Стрелок испуганно вскрикнул — хриплый возглас, похожий на карканье ворона, заглушённое пылью. Здание. Нет — целых два здания, окружённых поваленной изгородью. Древесина казалась старой и хрупкой, едва ли не призрачной: дерево, обращающееся в песок. Одно из зданий когда-то служило конюшней и до сих пор ещё сохранило её очертания. Второе здание — жилой дом или, может быть, постоялый двор. Промежуточная станция для рейсовых экипажей. Ветхий песчаный домик (за долгие годы ветер покрыл древесину панцирем из песка, и теперь дом походил на замок, слепленный на морском берегу из сырого песка, высушенный и закалённый солнцем) отбрасывал тоненькую полоску тени. И кто-то сидел там, в тени, прислонившись к стене. Казалось, стена прогнулась под тяжестью его веса.
Стало быть, он. Наконец. Человек в чёрном.
Стрелок замер на месте, прижимая руки к груди. Он даже не осознавал пафосную театральность своей позы. Но вместо ожидаемого трепещущего возбуждения (или, может быть, страха, или благоговения) он почувствовал… он вообще ничего не почувствовал, кроме разве что смутного ощущения вины из-за внезапной, клокочущей ненависти к собственной крови и бесконечного звона той детской песенки:
…дождь в Испании идёт…
Он двинулся вперёд, вынимая на ходу револьвер.
…скоро всё водой зальёт.
Последнюю четверть мили он преодолел почти бегом, даже не пытаясь скрываться: здесь не за чем было укрыться. Негде спрятаться. Его короткая тень бежала с ним наперегонки. Он не знал, что его лицо давно обратилось в серую, мертвенную маску истощения. Он забыл обо всём — кроме этой фигуры в тени. До самой последней минуты ему даже в голову не приходило, что человек в тени здания может быть мёртв.
Он выбил ногой одну из досок покосившегося забора (она переломилась пополам чуть ли не виновато, не издав ни единого звука) и, вскинув револьвер, промчался по пустынному двору, залитому светом слепящего солнца.
— Ты у меня под прицелом! Руки вверх, шлюхин сын…
Фигура беспокойно зашевелилась и поднялась, выпрямившись в полный рост. Стрелок подумал: «Боже мой, от него же почти ничего не осталось… что с ним случилось?» — Потому что человек в чёрном стал ниже на добрых два фута, а его волосы побелели.
Стрелок остановился, поражённый, недоумевающий. Голова у него гудела. Сердце бешено колотилось в груди. «Я умираю, — подумал он, — сейчас я умру, прямо здесь…»
