Бухер уставился в землю. Слишком он был удручен, чтобы что-то отвечать.
— Нельзя ему уходить, — причитала Рут Холланд. Это было как литания. Монотонно, бесстрастно. По ту сторону всякой страсти. — Пусть пойдет кто-то другой. Он еще такой молодой. Пусть пойдет кто-то вместо него…
Никто не отозвался. Каждый знал — Бухеру деваться некуда. Хандке уже записал номера. Да и кто пойдет вместо него?
Они стояли молча и смотрели друг на друга. Те, кому надо идти, и те, которые остаются. Смотрели друг на друга. Ударь вдруг молния, убей она пятьсот девятого и Бухера наповал — и то было бы легче. А так стоять было невыносимо, потому что в этих прощальных взглядах была еще и тайная недомолвка: «Почему я? За что именно меня?» — безмолвно кричали глаза одних; «Слава Богу, не я! Не меня!» — безмолвно ликовали другие.
Агасфер медленно поднялся с земли. Какое-то время он горестно смотрел прямо перед собой. Губы его что-то шептали. Бергер повернулся к нему.
— Это я виноват, — неожиданно прокряхтел старик. — Все я… моя борода… из-за этого он попался. А так остался бы здесь… Ой, горе мне!..
Обеими руками вцепился он себе в бороду. Слезы струились по морщинистому лицу. Но у него не было сил вырвать себе волосы. Сидя на земле, он только неистово мотал головой.
— Иди в барак, — резко приказал Бергер.
Агасфер поднял на него глаза. Потом упал ничком, уткнул лицо в ладони и завыл.
— Надо идти, — сказал пятьсот девятый.
— Зуб где? — спросил Лебенталь.
Пятьсот девятый сунул руку в карман и протянул Лебенталю зуб.
— Вот.
Лебенталь взял. Его трясло.
— Вот он, твой боженька, — пробормотал он, яростно махнув рукой куда-то в сторону города и сгоревшей церкви. — Твое знамение! Твой огненный столп!
Пятьсот девятый снова порылся в кармане. Вынимая зуб, он нащупал там кусок хлеба. Какой прок, что он так его и не съел? Он протянул хлеб Лебенталю.
— Ешь сам, — прошипел Лебенталь в бессильной ярости. — Это твой.
— Мне это уже без толку.
Кто-то из мусульман увидел кусок хлеба. С раскрытым ртом кинулся он к пятьсот девятому, схватил того за руку и попытался зубами вырвать хлеб. Пятьсот девятый отпихнул его и сунул ломоть в ладошку Карелу, который все это время молча стоял рядом с ним. Мусульманин потянулся к Карелу. Мальчик спокойно и точно ударил его ногой в пах, мусульманин согнулся, и его оттащили.
Карел посмотрел на пятьсот девятого.
— Вас отправят в газовую камеру? — деловито осведомился он.
— Здесь нет газовых камер, Карел. Пора бы уж тебе знать, — буркнул Бергер сердито.
