Пораженный своеобразной правотой его слов, Ванька сразу протрезвел:
– Не серчай, я ж о жизни твоей прежней не знаю ничего. Давай лучше выпьем, а то без выпивки в таких делах сам черт не разберется.
Когда выпили еще по кружке, побратимы принялись устраиваться на ночлег. Развалившись на пушистом персидском ковре, Кольцо насмешливо промолвил:
– Одну промашку мы, Иван, уже допустили, девок наших зря Герасиму отдали.
18
Не в пример своим предкам героическим, что служили самому святому князю Дмитрию Донскому, Дмитрий Михайлович Новосильцев воином не был. С детства робкий да болезненный не имел он склонности к ратным делам, но незаурядный ум, умение подчинять ему душевные порывы и талант к языкознанию позволили ему найти себя на посольском поприще. Много пользы принес царю и отечеству посол Московский, отстаивая интересы государства русского пред властелинами иных держав. Нелегка была та служба и опасна, вполне сравнима с воинской.
Как ни чудно, но не в родных краях, а на туретчине довелось князь Дмитрию свести знакомство с казаками. Он, конечно же, и раньше слышал о вольных воинах, но считал станичников обычными разбойниками, которых много по просторам Руси-матушки бродило. Приключилось это в первый год пребывания Новосильцева в Стамбуле. Сначала слух прошел о том, что малороссы на побережье высадились, что между ними и султанским войском произошло сражение, а затем с десяток пленников в тюрьму стамбульскую доставили для свершения казни. Движимый обычным любопытством, князь, не пожалев немалых денег на подкуп стражи, проник в темницу. Очень уж хотелось поглядеть ему на этих людей, родных по вере православной, но вовсе незнакомых.
Больше всех понравился посланцу царскому их вожак. В отличие от бритоголовых собратьев малороссов, атаман своею статью очень походил на московита, а оказался донским казаком. Несмотря на раны тяжкие, в общем-то смертельные – аж две пули угодили в живот, находился он в рассудке здравом, и разговор с ним князь запомнил на всю жизнь.
Как выяснилось, турки-то свою победу сильно приукрасили, а верней сказать, никакой победы вовсе не было. Огнем и мечом прошли казаки по прибрежным турецким городкам, многих христиан из плену вызволили, а когда султан на них все войско двинул, отбились, да обратно за море ушли. Лишь сотня смельчаков, что осталась прикрывать отход товарищей, почти напрочь была истреблена. В плен попали только тяжко раненые, которых добивать сам султанский визирь запретил, чтоб было на кого гнев повелителя направить и тем самым свою шею от удавки палача сберечь. На прощание Новосильцев спросил у атамана, в глазах которого, впрочем, как и всех его товарищей, не было и тени страха:
