Однако настоящая беда пришла через три года с той поры, как запропал отец. Она и сделала Ивашку не просто казаком, а несокрушимым, известным всему Дону Ванькой Княжичем.
4
Шибко обезлюдела станица тем летом. Оно понятно, ну не в лютые ж морозы вольным воинам на разбойный промысел ходить. А тут еще и те немногочисленные, что остались, в степь отправились зверье на мясо бить. Как про то поганые прознали – неведомо, но, добычу легкую почуяв, нагрянула в станицу татарва. Первым делом их мурза срубил отца Герасима. Тот с крестом навстречу вышел, хотел, наверно, выкуп предложить да миром все уладить. Не получилось миром, блеснула в солнечных лучах татарская кривая сабля, и лег священник православный с головой, порубленной у церковной ограды. Ордынцы свой, особый промысел имели, пуще всякой рухляди они любили полонянок брать. Большую выгоду имели супостаты от продажи в Турцию, Персию и далее самого великого богатства земли русской – ее зеленоглазых, белокурых дочерей.
Наталья с Ванькой скрыться не успели, связали их веревкой да погнали, как овец, вместе с остальными пленницами. Ордынцы в Крым обратно из набега возвращались, много девок и бабенок молодых на продажу в свой Бахчисарай вели, а в станицу, видно, забрели случайно.
Шли по выжженной степи без роздыха весь день. Торопились нехристи, погони опасались, лишь когда совсем стемнело, стали на ночевку. До разграбленной станицы уже далече было, а потому, особо не таясь, разожгли костры, забили лошадь и принялись, по своему поганому обычаю, конину жрать. Пленниц развязывать не стали, налили им воды в корыто да, как собакам, бросили обглоданных костей.
Мурза, в отличие от остальных своих сородичей, не бритый наголо, а шибко волосатый, красавцем, видно, мнил себя, мурло немытое, сидел в кругу сподвижников невдалеке от полонянок. Сначала лопотал о чем-то на своем собачьем языке, ордынцы его ржали, словно лошади, затем что-то строго выкрикнул, и татары с явной неохотой подались подальше от костра, а сам патлатый нехристь направился к Наталье. Он ее еще в станице заприметил, да в дороге к ней раз десять подъезжал, все разглядывал. Первым делом Ваньку пнул огромным сапожищем, чтоб за мамку не цеплялся, потом схватил боярышню-казачку за косы длинные и потащил к своему лежбищу. Наталья стала отбиваться: как волчица вцепилась белыми зубами в потную ручищу, но мурза в общении с полонянками, видать, изрядно был поднаторевшим. Даже бить не стал, обвил ей шею плетью да малость придушил, а как сомлела, начал расстилать. Платье распорол от подола до горла, оголил бабенку и любуется, по-девичьи небольшие груди, живот упругий лапает, аж слюни распустил от удовольствия. Все, как надо, сотворил насильник многоопытный, только о волчонке позабыл.
