Хантли издал долгий театральный вздох:
– Я шпион, вижу что-то мрачное, темное… и еще подкрадывающийся холод одиночества. Сдаетесь? Это остаток моей жизни.
Я вдавил конец своей трости в коврик под ногами:
– А как насчет того, чтобы молча посидеть, пока на место не приедем?
Элис с водительского кресла обернулась на меня с удивленной гримасой на лице, недовольно вздернула брови.
Он поерзал и наклонился вперед, пока его голова не показалась в проеме между креслами. Нас окутал мощный колбасный выдох.
– Вы кого-нибудь любили, Хендерсон, хоть когда-нибудь? Нет, в смысле, по-настоящему вы кого-нибудь любили? А потом они просто раз – и ушли, и уже ничего поделать нельзя, и нельзя их вернуть. – Он схватил меня за плечо и крепко сжал. – О господи, это же агония.
Я врезал рукой по приборной доске:
– Автобус!
– А-а-ай! – Элис ударила по тормозам, вывернула руль вправо и чуть не врезалась в такси, ехавшее по встречной полосе. С визгом и скрипом остановились посреди дороги.
Старушка с клетчатой сумкой на колесиках в полном удивлении заползла обратно на тротуар, ее белый вестхайленд-терьер, вздернув свечкой хвост, облаял машину.
Водитель такси, опустив стекло, выплеснул наружу полный рот ненормативной лексики, вскинул в воздух средний палец и отбыл в неизвестном направлении.
Элис громко выдохнула:
– Точно. Давайте-ка еще раз попробуем. – Аккуратно протиснулась мимо автобуса и встала на свою полосу. – Простите.
Хантли снова сжал мое плечо:
– Женщина за рулем, а?
– Если сейчас же не уберешь свою руку, я тебе пальцы оторву и в глотку засуну, да так, что задохнешься.
Он дернулся, облизал губы и откинулся на спинку кресла:
– Я просто пошутил.
– И не болтай больше.
Молчание.
Ну, давай скажи что-нибудь. Только скажи.
Не такой тупой, как казалось с первого взгляда.
Бело-синяя лента с надписью «ПОЛИЦИЯ» трепыхалась на ветру, издавая слабое рычание, похожее на то, когда пальцем проводишь по зубцам расчески. Место, где было совершено преступление, с трех сторон было окружено поросшими кустарником пустошами и примыкавшим сзади куском леса, возвышавшегося темно-зеленой стеной. Небо напоминало громадный кусок гранита. Плети высокой травы раскачивались под порывами леденящего ветра.
Я повернулся к ветру спиной, закрыл ухо ладонью:
– Нет… нет… послушай, мне нужен доступ к письмам Потрошителя. Насколько трудно это организовать?
Из трубки донесся громкий тяжелый вздох.
– Ты серьезно? Вот приди сюда сам и посмотри. Толпа – как на рождественской распродаже. Помнишь, «В поисках утраченного ковчега», последняя сцена? Вот и у нас что-то вроде этого.
