Последовала пауза, похожая на долгий и тяжёлый вздох. Я использовал заминку, чтобы осмотреться, но кроме серых скал и двух застывших фантомов в их причудливом наряде ничего больше не обнаружил.
— В том-то и дело, — произнёс, наконец, голос того, кого я теперь считал тестем, — что я не могу понять, зачем она это делает!
— Неужели, она даже не пыталась объясниться? — изумился я. — Честно скажу, что на мою Настю это не похоже!
Снова молчание. Мне даже послышалось какое-то кряхтение и бормотание, но в этом мире нельзя доверять ни своему слуху, ни любым другим чувствам.
— Что-то она говорила, — признался голос, — но я тогда был занят и не особенно слушал, а она продолжала настаивать, и я сказал — нет. И почти сразу заварилась вся эта история. Теперь, как ни странно, только ты, смертный, считающий себя её мужем, можешь спасти наш мир от собственной разбушевавшейся супруги.
— Но мне говорили, что она меч, а вы рука, его направляющий! — закричал я. — Что с вашей рукой и что с мечом, если вы оба прибегаете к помощи простого смертного?
— Так всегда и было, — произнёс голос, — я сам не понимаю, какая сила изменила всё! Меч вдруг обрёл самостоятельность, и рука больше не может не только управлять им, но даже нащупать рукоять!
Вот это откровение так откровение, подумал я, каким-то образом моя Настя из куклы вдруг превратилась в кукловода, и эта метаморфоза совершенно естественным образом не нравится тому, кто привык всеми командовать. Она победила систему и теперь желает закрепить достигнутое преимущество. Чего уж в этом непонятного.
— Ты так думаешь, смертный? — в голосе пока ещё только лёгкой тенью промелькнуло уважение к собеседнику. — Но зачем нести Священный Сосуд туда, где его присутствие станет угрозой всему нашему миру? Может у тебя и на это есть ответ? — поинтересовался мой незримый, но очень могущественный собеседник.
— Шантаж, — пожал я плечами.
— Шантаж? Кого? Меня? — казалось, удивлению отца моей жены не будет предела. — Что за чушь ты несёшь? Каким образом?
— Похоже, что не образом, а вот этим портфелем, — ответил я, похлопав ладонью по мягкому кожаному боку своей драгоценной ноши. — Ты сам признал, что однажды не пожелал услышать свою дочь и опрометчиво отказал ей в просьбе, которая, по всей видимости, была для неё очень важна, а для тебя так и осталась неизвестной. Теперь она решила сделать вашу беседу более предметной, — я вновь похлопал по всё ещё раскрытому Сосуду, — только для того, чтобы папа из своих заоблачных высот наконец-то обратил внимание на дочь!
