…Госпожа Старкова впустила их в дом охотно.
– На телевидении заинтересовались биографией моего дедушки? Так я и знала! Сюжет потрясающий! Об этом давно надо было написать книгу и снять фильм!
– Историк, которого вы наняли, не нашел в этой биографии ничего героического, – не удержалась Люська. – Он вам даже деньги вернул. Весь аванс, до копеечки.
– Вы были у Иванычева! – вспыхнула Старкова. – Злобный, завистливый старик! Который давно уже пребывает в маразме! Представляю, что он вам наговорил! Но есть неопровержимые факты! Почетные грамоты, ордена и медали, в конце концов! Я не дам очернить память моего деда!
– Вопрос не в этом. Можно в дом-то пройти?
– Да-да, проходите, – Аграфена Дамировна посторонилась. В запальчивости она так и стояла в дверях.
На этот раз чаю-кофе подругам не предложили. А было бы кстати, за день они успели проголодаться. Выпитая в избе у Анфисы Платоновны родниковая вода одиноко плескалась в желудке. Люба сглотнула голодную слюну: из кухни аппетитно пахло пирогом с капустой.
«Зато похудею», – утешила она себя.
– Вы бы присели, – намекнула Люська, которая тоже почувствовала запах пирога и поняла, что им его не предложат. Отчего в ее голосе появилось злорадство. Понятное дело, от голода. – Боюсь, такая новость сшибет вас с ног.
– А что случилось? – госпожа Старкова посмотрела на них с подозрением. Но все-таки села.
– Ваша тетя положила в гроб Платона Большакова кольцо с красным бриллиантом! – выпалила Люська. Люба не успела ее остановить. – По самым скромным оценкам моего эксперта оно стоит от двух до десяти миллионов долларов! Поэтому могилу и вскрыли! Колечко, судя по всему, тю-тю!
– Она что сделала? – Аграфена Дамировна не сразу переварила полученную информацию. Это не укладывалось у нее в голове.
– Выполняя волю отца, Анфиса похоронила вместе с ним редчайший красный бриллиант, – спокойно сказала Люба, наблюдая, как меняется лицо Старковой.
Сначала она смертельно побледнела, потом пошла красными пятнами, а под конец стала пунцовой. Вся гамма чувств отразилась у нее на лице. Удивление, недоумение, сожаление, отчаяние, и под занавес неприкрытая жадность.
– Идиотка! Чертова юродивая! Нищебродка! Гадюкино отродье! – завизжала Аграфена Дамировна, вскочив с дивана. – Мне давно надо было ее придушить! Гадина! Какая же гадина! Воровка!
– Это ее законное наследство, – напомнила Люба. – Подарок отца.
– У нее нет ничего законного! Она дочь шлюхи! По ней психушка давно плачет! О! Как он мог? За что он так со мной поступил?! – Старкова зарыдала и рухнула обратно на диван. Можно было подумать, что завтра Аграфене Дамировне негде будет жить и нечего есть, так она убивалась. Любе показалось, умри ее единственная дочь, и то госпожа Старкова не будет пребывать в таком отчаянии. – Я знала… Знала, что он существует… Мать мне о нем рассказывала…
