Плюс, Минус и Тимоша | страница 19

Но тут до него донеслось странное бульканье.

Он бросился к ванной комнате, распахнул дверь — бульканье доносилось из-под пышной пены, заполнившей ванну до краев. Тимоша запустил туда обе руки и с трудом вытащил Желтенького на поверхность — тот уже почти совсем задохся.

— На тридцать шестом километре… Все как в задании… Сплошной дрыбадан… Я не виноват, — бормотал он.

Пришлось накапать ему остатки валерьянки — только после этого он немного успокоился и позволил уложить себя в постель.

Проснувшись на следующее утро, Тимоша почувствовал, что кто-то крепко держит его за палец правой руки. Он вскочил, пытаясь освободиться, но тут же понял, что никто его не держит — просто к пальцу была привязана записка от Желтенького.

«Один мальчик, — было написано в ней, — идет рано утром в автошколу. Он почти не дрожит, но думать может только о том, что было ночью. Спрашивается: что с ним произойдет, если он встретит кого-нибудь из докторов? Ответ: дрыбадан».

Видно, Желтенькому хотелось, чтобы никто чужой не мог понять в записке ни слова.

Тимоша перевернул листок — это была страница из настенного календаря. На ней было напечатано вчерашнее число, и он вспомнил, что прошли уже целые сутки, как он пропал из дому. При мысли о том, что творится с мамой и бабушкой, с него слетели остатки сна. Ведь все родители так устроены, что сколько бы они ни волновались за пропавших детей, если те найдутся, их встретят не радостью, а попреками и наказаниями. У Веньки Корабликова даже была на этот счет своя теория, которую он называл «опаздывать так опаздывать!»

— Ты пойми, — уговаривал он Тимошу, когда они выходили однажды из кино на два часа позже, потому что фильм оказался двухсерийный. — Если мы явимся домой сейчас, и твои, и мои будут только злиться, что так поздно, что обед остыл и все такое. А если прошляемся до самого вечера, то все так наволнуются, что будут просто счастливы, что мы живы и здоровы — ничего нам и не будет.

Тогда они не успели проверить эту теорию, потому что стоило им, щурясь на дневной свет, выйти из дверей кинотеатра, как Венькина тетка ухватила его за ухо и увела домой, приговаривая: «Я тебе покажу, как на двухсерийные ходить».

Теперь же Тимошино опоздание было вполне достаточным и, может, ругать его и не будут, но как ему объяснить, где он пропадал? Почему не дал знать о себе? Как мог дойти до такого бессердечия, что даже не позвонил? Но нет — обо всем этом он будет думать потом. Стоит ли ломать сейчас голову, если неизвестно еще, удастся ли ему снова увидеть маму и бабушку. Главное — выбраться! Выбраться отсюда.