Я ударяю ее по лицу так, что она летит на пол. Ударяется о бетон с такой силой, что на миг я думаю, что выбил ей зуб.
- Ближе к сути дела, сучка!
Она снова поднимает на меня взгляд, кровь сочится у неё изо рта.
- Ты изнасиловал меня. И знаешь это сам.
Я буду сидеть здесь и солгу тебе все, что хочешь. Скажу все, что пожелаешь услышать. Но ты меня изнасиловал.
- Ты сказала да. Сказала “трахни меня”.
- Я сказала “Тогда трахни меня. Или убей. Мне без разницы. Делай, что хочешь”.
Я тянусь вниз и хватаю ее руку, а затем подтягиваю на ноги, вынуждая стоять передо мной голой при свете. Если это её и смущает, то она не показывает виду.
- Значит, тебе не следовало этого говорить, дикая кошечка. Потому что я даю каждому, что он просит.
Могу сказать, что ей хочется зарычать на меня за использование этого прозвища. Но она не может. И я знаю почему. Без разницы. Я выясню все так или иначе.
- Хашш, - произношу я. Она смотрит на меня, и её злость угасает. - Ты знаешь, что это означает?
- Это значит заткнись.
- Хашш, - говорю я снова. На этот раз она смущенно приваливает взгляд. - А теперь? - Сидни кладет одну руку на живот, словно её тошнит, тогда как другая поднимается кверху и нажимает на её висок.
У меня в кармане находятся шприцы с небольшой дозой седативного средства, чтобы успокоить её, но не вырубить. Больше одного стоит использовать, только если дозировка окажется низкой или если мне потребуется больше времени.
- Дикая киска, - говорю я. Она моргает и притворяется смущенной. Я проверяю ее на податливость. - Дай мне руку.
Она глядит на меня, по-прежнему сопротивляясь, но все-таки проигрывает. Вообще-то она уже проиграла.
- Хашш, - повторяю я еще раз, и вот оно.
Она протягивает мне руку, словно дар. Я хватаю её за бицепсы, сжимаю крепче, чем того требуется. Все это время она даже не шелохнется. Но я не уверен, что так будет и дальше. Потому вонзаю в её плоть иглу и нажимаю на поршень, пока весь препарат не оказывается в её мышце.
Прежде чем он подействует, пройдёт какое-то время. Так что я веду ее к камину и укладываю на коврик. Она не движется.
Я иду в хижину и открываю металлическую заслонку камина. Возвращаясь, выключаю свет и закрываю за собою дверь. Она по-прежнему на коврике, лицом к огню.
- Так лучше? - спрашиваю я у неё.
Она не отвечает. Я стягиваю футболку и ложусь на коврик рядом, притягивая её в свои объятия и удерживая так. Она вздыхает.
Чертовы женщины так покладисты. Так слабы, когда дело касается мужчин. У меня всегда имелось это преимущество. И тем не менее я все еще позволяю женщинам увлечь меня ради хорошего жесткого траха.
