– Они не только скотину, они и хлопцев наших угнали!
И завыли бабы в голос.
– Когда б мы раньше знали, что такое Белая армия, то наши бы хлопцы не ушли с ими!
– Ваше благородие, а, может, вам провиант требуется, али ещё что? Вы скажите – мы пособим!
Вот так победа была! Покрупнее военных! Вот, так и разговаривать с народом! Без страха! Откровенно!
После двух часов разговора Арсентьев возвратился к себе. Ожидали его Тоня, Родионов и доктор, штудирующий том Эдгара По. Остальные офицеры разошлись по своим частям.
– Как, господин подполковник? – вытянулся поручик, глядя нетерпеливо.
– Отлично! – ответил Ростислав Андреевич, устало опускаясь на стул. – Не ожидал от себя таких агитаторских способностей!
– Об Учредительном собрании спрашивали?
– Поручик, кому нужно ваше Учредительное собрание! А, вот, когда я говорил о Царе, то встретил полное сочувствие и понимание! Я всегда уверен был, что наш народ – монархист. И лозунг о возрождении монархии должен был украшать наше знамя.
– Не переоценивайте сознательность масс, – сказал Бенинг. – Лозунги большевиков они встречают с равным сочувствием.
– Но не лозунг об Учредительном собрании! Мы не разговариваем с массами, и это плохо отражается на нашем деле.
– Простите, Ростислав Андреевич, но я не склонен рассчитывать на сознательность масс. Что есть массы? Хоры. И только. Массы не обязаны понимать, разделять, участвовать… Для этого есть узкая группа, знающих и понимающих. Мы. И мы должны направлять массы.
– Ваши суждения, дорогой доктор, отдают большевизмом, – заметил Лёня.
– Однако, доктор, если даже встать на вашу точку зрения, то нельзя отрицать необходимости работы с массами. Иначе как их направлять? Огнём и мечом? Мы не только должны сформулировать для себя сущность Белой идеи, но стать живым воплощением её. Примером. Массы должны видеть отражение её в сильной и мудрой власти, в честных исполнителях её воли. Наш моральный облик должен быть достоин нашей идеи.
– Скажите это Галузину, – хмыкнул Бенинг.
– Галузин будет уволен, я этого добьюсь. Я не позволю больше этому шакалу разлагать мне солдат.
– А с остальными Галузиными что вы делать будете? С теми, что высокие посты занимают? И где взять сильную и мудрую власть? Антерну, я не вижу ни силы, ни мудрости в её действиях.
– Увидите, доктор, когда до Москвы дойдём, – беззаботно бросил Лёня.
Арсентьев промолчал, понимая, что в суждениях Бенинга немало справедливого.
С момента своего первого выступления перед крестьянами Ростислав Андреевич стал больше прислушиваться к настроениям селян освобождаемых областей, чаще разговаривать с ними. По мере продвижения вглубь России настроения эти становились всё более враждебны большевикам. Здесь уже не спрашивали, что такое Белая армия, здесь слишком знали, что такое армия Красная. И прорывалось не раз накопившееся чувство:
