Фёдор Степанович неспешно поднялся, оправил пальто. К нему бросились мать и жена, но он знаком остановил их.
– В их стране нам места нет, – криво усмехнулся он. – Аня, передай Родиону моё благословение. Прощайте, матушка.
Мария Тимофеевна простёрла к нему руки, а затем закрыла лицо так, что лишь полные отчаяния глаза провожали высокую фигуру сына, уводимого в неизвестность. Анна Кирилловна бросилась следом, но муж приказал ей не терпящим возражений тоном:
– Аня, останься с мамой. Никуда не ходи. Прощай.
Первые четверть часа после произошедшего в доме царила гробовая тишина. Затем Анна Кирилловна болезненно согнулась, накрыв голову руками, и не заплакала даже, а заскулила по-бабьи:
– Пресвятая Богородица, ну, почему же он такой упрямый?! Почему ему не жалко ни себя, ни нас?! Если бы он принял предложение Никифора Захарьевича, если бы скрылся… Ему уехать надо было! Я ведь говорила ему! Я говорила!
– Молчи, Аня, – тихо произнесла Мария Тимофеевна. Лицо её было белее полотна, а губы, которые она нервно покусывала, вздрагивали. – Наревёшься ещё, успеется… Надо же… Надо же делать что-то! – она резко поднялась, прямая и твёрдая, как её сын.
– Куда вы, матушка?
– Пойду к княгине Марии Сергеевне. Может быть, она сможет помочь!
– Ах, да чем же она поможет? Её госпиталь закрыли, её муж – офицер, близкий к Царской семье!
– Не останавливай меня, Аня, – отозвалась Марлинская холодно, надевая шубу. – Я не могу сидеть, сложа руки. Я должна идти, делать хоть что-то.
– Тогда и я с вами пойду.
– И я, – сказала Надя с дрожью в голосе. – Я не могу оставаться здесь…
К княгине Барятинской они отправились вчетвером. Стеша не захотела оставлять «барынь и барышню», к тому же заявила, что лучше сумеет сговориться с разными шалыми, если таковые встретятся по дороге.
Княгиня Мария Сергеевна Барятинская все последние дни жила как на вулкане. Её муж, флигель-адъютант Императора и его товарищ по детским играм, был тяжело ранен и не мог даже подняться с постели. Неподалёку большевистский патруль расстрелял пятерых офицеров, и княгиня с ужасом думала, что та же участь может постигнуть её супруга и тех нескольких его сослуживцев, которых они после закрытия госпиталя приютили в своём доме. Страшно было и за дочь. За девочкой присматривали старушка няня и гувернантка-француженка, не пожелавшая покинуть свою воспитанницу, хотя французский консул обеспечил беспрепятственный проезд до границы своим соотечественникам.
